Каждая девушка мечтает о сказочном принце. Помыслы же дочери сельского священника Мэри Фултон были куда прозаичней. Не особенно обласканная жизнью, Мэри хотела лишь стабильности — надежного мужа, собственный дом, детей. Но иногда реальность превосходит все, даже самые смелые, мечты: на жизненном пути Мэри появился он — богатый красавец аристократ, воплощение девических грез. Казалось, бедная девушка, наконец, встретила своего принца, но сколько еще придется ей вынести, чтобы завоевать свое счастье!

Кэтрин Арчер

Лорд Грешник

Глава первая

Мэри Фултон брела по вересковой пустоши, судорожно прижимая к груди соломенную шляпку, как будто именно это могло удержать внутри ее горе, не дать ему выплеснуться. Ветер растрепал ее волосы и теперь хлестал длинными белокурыми локонами по бледному лицу. Девушка не отбрасывала их с глаз, не замечала и того, что рискует наступить на длинные ленты шляпки и упасть. Она вообще ничего не замечала: ни изредка проглядывавшего сквозь облака солнца, ни ярких цветов — орхидей, златоцветника, смолевки, пробившихся сквозь щетинистую болотную траву.

За две недели, прошедшие после похорон, горе ее даже не начало утихать, чувство потери так и не притупилось. А ведь весь прошедший год, преданно ухаживая за отцом, Мэри понимала, что скоро все закончится.

Она заботилась об отце с пяти лет — с того момента, как умерла мать. Нельзя сказать, что Роберт Фултон совершенно забывал о своем единственном ребенке. Человек блестящего ума и необыкновенной эрудиции, он все свое свободное время отдавал образованию дочери, обучая ее тому, чем она интересовалась, однако не задумывался над такими простыми вещами, как еда или чистая одежда. Поцеловать же и обнять упавшую девочку вообще никогда не приходило ему в голову. Так что Мэри сама стряхивала грязь со своих разбитых коленок и с довольно юного возраста не только командовала часто сменяющимися экономками, но и помогала им.

Вскоре после того, как Роберт Фултон был назначен священником местной церкви, герцог Карлайл, потрясенный успехами Мэри, попросил столь способного учителя заняться образованием и своей дочери. Мэри до сих пор помнила первую встречу с Викторией Торн в отцовском кабинете. В любопытных серых глазах Виктории не было и намека на презрение к дочери простого священника. С того дня девочки стали самыми близкими подругами.

Несмотря на огромное богатство и высокое общественное положение, жизненный путь Виктории не был усеян розами. Несколько лет назад она потеряла родителей, и вся ответственность за их состояние легла на ее неокрепшие плечи. И любовь ее не была безоблачной. Пришлось много пережить, прежде чем она соединилась со своим возлюбленным.

В те времена Мэри делала все, что было в ее силах, чтобы поддержать подругу, как сейчас Виктория старалась помочь ей.

И вот вчера Виктория и ее муж Джедидайа пригласили осиротевшую Мэри жить с ними в их огромном доме в Брайарвуде. Предложение это, сделанное из самых лучших побуждений, привело Мэри в полное замешательство и погнало на болота. Именно здесь она всегда находила успокоение.

Вряд ли она согласится. Нет, это просто невозможно! Виктория и Джедидайа были женаты всего девять месяцев и уже ждали своего первенца. Они так любили, так нежно заботились друг о друге, что Мэри не желала навязываться своим друзьям в это бесценное для них время. И был еще один момент — созерцание счастливой любви лишь усиливало ее собственное одиночество.

Однако что же ей делать? Куда идти? Она должна как можно скорее освободить дом приходского священника. Новый викарий со своей большой семьей уже целый год снимал жилье в деревне. Хотя преподобный Диллер давно имел полное право поселиться в удобном двухэтажном доме из красного кирпича рядом с церковью, именно он настоял на том, чтобы смертельно больной Роберт Фултон окончил свои дни в привычной обстановке.

Мэри провела дрожащей рукой по лбу, подняла глаза к небесам и прошептала:

— Пожалуйста, Боже, пошли мне знак. Пожалуйста, помоги мне принять решение.

Послышался стук копыт. Мэри обвела взглядом болота и увидела черного жеребца, с головокружительной скоростью несущегося прямо на нее. Всадник в темной одежде низко пригнулся к мощной шее, обхватив длинными ногами бока коня.

Мэри словно окаменела, невольно очарованная красотой слившихся в единое целое животного и человека. Восхищение, однако, быстро сменилось неуверенностью, затем — дурными предчувствиями.

Лишь в последнюю секунду мужчина на полном скаку натянул поводья, и конь поднялся на дыбы, забив копытами по воздуху. Только сейчас Мэри очнулась и поспешно отступила на шаг. И тут она услышала хрипловатый и совершенно непочтительный смех всадника. Гордо выпрямившись, Мэри уперла руки в бока. Только безумец может смеяться, чуть не сбив с ног беззащитную женщину! Она уже хотела излить свой гнев, когда всадник развернул гарцующего жеребца.

Все слова, что Мэри собиралась сказать, моментально вылетели из ее головы. Пара темных, очень темных глаз, опушенных густыми черными ресницами, уставилась на нее с неприкрытым интересом. Сердце Мэри словно споткнулось, когда всадник улыбнулся и его зубы, белые и ровные, мелькнули на твердо очерченном загорелом лице. Он запустил пальцы в темные взлохмаченные волосы и убрал со лба упавшую прядь.

— Добрый день, мисс?..

Мэри молчала, размышляя, не является ли происходящее плодом ее разыгравшегося воображения. Этот самоуверенный мужчина предстал перед ней как воплощение всех ее девичьих грез.

— Мисс?.. — повторил незнакомец, и Мэри вдруг осознала, что надо хоть что-то произнести.

Собрав свою волю в кулак, она гордо вскинула голову, напомнив себе, что красота — не главное достоинство мужчины.

— Позвольте спросить, почему я должна сообщать вам, кто я такая, сэр? Вы чуть не сбили меня с ног и совершенно не внушаете мне доверия…

— Я? Милая леди, уверяю, что и не думал пугать вас! — Он ласково погладил шею жеребца. — Бальтазар — самый надежный конь на свете. Он повинуется малейшему натяжению поводьев и не дотронулся бы до вас. Но, безусловно, я должен просить прощения, если заставил вас хоть на мгновение усомниться в этом. — Всадник покаянно изогнул брови, став похожим на нашалившего мальчишку, а затем его лицо озарилось столь ослепительной улыбкой, что у Мэри перехватило дыхание. — Умоляю, скажите, что прощаете меня!

— Хорошо, сэр. Я принимаю ваши извинения. Надеюсь только, что впредь вы будете более осторожны.

Он снова улыбнулся и наклонился так, что их глаза оказались на одном уровне.

— Вы все еще не сказали мне ваше имя. Мэри сглотнула комок в горле.

— Я… Мэри Фултон, — с вызовом в голосе ответила она, раздраженная той странной горячей волной, что захлестнула ее. — Хотя я совершенно не должна была представляться вам, ведь вы сами этого не сделали. Я была бы очень признательна, сэр, если бы вы сказали, с кем я говорю.

Всадник рассмеялся, и Мэри стало совсем жарко.

— Йэн Синклер, моя маленькая злючка, на пути в Брайарвуд.

Мэри вздрогнула. Лорд Йэн Синклер? Тот самый Йэн Синклер! Тот, о ком несколько месяцев назад ей рассказывала Виктория. Тот, кого называют лорд Син, или лорд Грешник![1] Тот, кто просил Викторию выйти за него замуж, и та, считавшая в то время, что не нужна Джедидайе, чуть не ответила согласием, но, поговорив по душам с возлюбленным, отказала Синклеру.

Так зачем же он сейчас мчится в Брайарвуд?

Синклер на мгновение помрачнел, затем снова широко улыбнулся, однако Мэри успела заметить странное выражение незащищенности, мелькнувшее в его глазах.

— Кажется, вы не слишком высокого мнения о моей личности, мисс Фултон. Должен ли я понимать ваше явное неодобрение как указание на то, что вы обо мне уже слышали?

— Я хорошо знакома с леди Викторией. Она как-то мимоходом рассказывала о вас.

— Мэри не сочла нужным объяснять что-либо еще.

Синклер понимающе кивнул и выпрямился в седле.

— Я пробуду в Брайарвуде неделю, мисс Фултон. Наверняка мы будем часто видеться.

— В его голосе послышались странно интимные нотки.

Мэри отступила и безразлично пожала плечами.

— Возможно. Пожалуйста, не теряйте время зря. Я уверена, что вас ждут.

Лорд Синклер окинул ее медленным взглядом, затем указал на свободную часть седла перед собой.

— Я не так уж спешу, и был бы счастлив, отвезти вас туда, куда вы направляетесь.

Непривычная к такому вниманию, а, потому, не совсем представляя, как ей реагировать на подобное предложение, Мэри покраснела, и ее дрожащие пальцы затеребили складки юбки синего ситцевого платья.

— Нет, благодарю вас. Я еще прогуляюсь. — И она махнула рукой в сторону болот.

— Вы уверены? Это не затруднит меня, мисс Фултон!

На мгновение их взгляды встретились, и мир будто покачнулся. Мэри затаила дыхание.

Синклер улыбнулся такой понимающей улыбкой, что девушка покраснела еще больше и неожиданно для самой себя разозлилась.

— Я совершенно уверена, что не нуждаюсь в вашей помощи. Я всегда со всем справляюсь сама!

Темные брови поползли вверх.

— Но только подумайте, Мэри, как полезна и приятна бывает чья-то помощь.

— Не Мэри, а мисс Фултон, пожалуйста! Прощайте, сэр.

Йэн Синклер снова улыбнулся, явно не обескураженный ее резкостью.

— Как пожелаете, мисс Мэри Фултон. До скорой встречи!..

С этими словами он развернул коня и ускакал прочь.

Мэри смотрела ему вслед, качая головой. Она постарается, чтобы они больше не встретились. Все эти долгие взгляды и намеки, которые она не в силах понять, ни к чему хорошему не приведут. Такие мужчины, как наследник графского титула Йэн Синклер, — гибель для простой девушки без приданого.

Бог поможет ей, и когда-нибудь она полюбит достойного и надежного мужчину, безусловно, джентльмена. Он станет ей не только супругом, но и другом. И уж, во всяком случае, не будет расточать свое обаяние на каждую встречную женщину!

Мэри вздохнула, расправила плечи и продолжила свой путь.

Йэн не обращал внимания на свистящий в ушах ветер. Маленькая деревенская красавица все еще стояла перед глазами. Эти белокурые волосы, эти бездонные золотистые глаза могут свести с ума любого. Простое платьице с юбкой без кринолина облепляло на ветру тоненькую фигурку, подчеркивая соблазнительные формы, о чем их обладательница явно не догадывалась. А какая сдержанность! Какое изящное достоинство!

Он совершенно не удивился, узнав, что девушка знакома с Викторией Торн. Виктория — не из тех жеманных девиц, кто строит мужчинам глазки и хлопает ресницами… как и мисс Фултон… Мэри. И он усмехнулся, вспомнив, как девушка настаивала на официальном обращении.

Мэри! Это имя, одновременно ласковое и гордое, очень подходит своей хозяйке. Девушка, оставленная им на болотах, все больше завладевала его мыслями. Синклер пришпорил коня. Может быть, Виктория удовлетворит его любопытство.

Йэн мчался по ухоженной подъездной аллее. Сквозь молодую листву виднелся огромный дом из светлого камня, где жили новобрачные, Виктория и Джедидайа Торн-Макбрайд.

Около года назад Йэн делал Виктории предложение, и некоторое время ему казалось, что она ответит согласием. Джедидайю Макбрайда она представляла всем как кузена из Америки, но уже тогда Йэн почувствовал, что эту пару связывает нечто большее, чем родственные отношения. Так и оказалось.

Что ж! Йэн покривил бы душой, если бы утверждал, что его сердце разбито отказом. Конечно, не обошлось без разочарования, но и это он скоро пережил. Более того, подружившись с новобрачными, мог только радоваться правильному выбору Виктории.

Приближаясь к особняку, Йэн не мог не сравнивать его с собственным родовым гнездом, в котором не был уже два года. Брайарвуд намного светлее и радушнее его Синклер-Холла, мрачного и сурового, словно впитавшего страсти, бушующие в сердцах его обитателей, и… их неспособность прощать… О, об этом лучше не думать! Вот уже одиннадцать лет он делал все для того, чтобы забыть, но, увы, не забывал, лишь зарабатывал себе более чем сомнительную репутацию.

Он остановился у широкой парадной лестницы. Как только его ноги коснулись земли, появился лакей и, взяв под уздцы коня, повел его в конюшню.

В просторном холле ему навстречу бросилась улыбающаяся Виктория — как всегда, прекрасная, несмотря на уже заметную беременность. На нежном лице играл здоровый румянец, темные локоны блестели, серые глаза сияли. Господь щедро одарил Викторию: она обладала не только красотой, но и интеллектом, и необычайной силой духа. В который раз с легким сожалением Йэн признался себе, что Джедидайа Макбрайд — очень счастливый человек.

Перед мысленным взором снова мелькнула Мэри Фултон, всего на секунду, и тут же исчезла.

— Добро пожаловать, Йэн! Ваше письмо удивило и обрадовало нас. Как чудесно, что вы приехали.

И Йэн поцеловал подставленную щеку. С этой женщиной он чувствовал себя совершенно свободно, с ней не надо было вести нудных светских разговоров. Именно это и привлекло его к Виктории, когда Йэн впервые ее увидел.

Однако сейчас ему требовалось призвать на помощь все свои актерские способности. Не просто так он оказался в этих местах.

Джедидайа связался с Синклером, решив купить в подарок жене одну из лучших его кобыл. В данный момент эта кобыла находилась в пути сюда, вместе с экипажем, отставшим от него на несколько часов. Секрет друга выдавать нельзя.

— Как я мог оставаться вдали от вас? — Он театрально прижал руку к груди. — Вы ведь знаете, что украли мое сердце, леди Виктория!

— Пожалуйста, прекратите эти разговоры, Йэн! Ваше сердце надежно заперто в груди и, думаю, не собирается покидать ее.

— Вы смертельно меня ранили! — не сдавался Йэн, и Виктория рассмеялась.

Она вручила его плащ одному слуге и обратилась к другому:

— Джон, пожалуйста, передай миссис Эверард, чтобы она подала чай в гостиную.

— Слушаюсь, миледи.

Виктория подхватила Йэна под руку.

— Джедидайа скоро вернется. Он обучает одного из арендаторов ирригации.

Пересекая холл, Йэн снова подумал о том, как приятно жить в Брайарвуде. Анфилады красивых комнат, залитых дневным светом, великолепие и одновременно тепло и уют. Да, а в Синклер-Холле вечно задернуты шторы и… витают призраки. Призрак его матери, скончавшейся при его рождении, и призрак Малькольма…

При мысли о брате мучительно заныло сердце. Йэн не просто любил Малькольма, он поклонялся ему. И это несмотря на то, что отец никогда не любил младшего сына так, как Малькольма. Брат был красивым, талантливым, добрым, полным жизни. Он был солнцем, вокруг которого вращалась вся семья. Старый граф, внушив себе, что именно Йэн виноват в смерти старшего сына, так и не смог простить его.

Йэн попытался прогнать прочь непрошеные воспоминания. Скольких трудов это стоит, если учесть, что он столько лет и с таким усердием этим занимается! Но ничто — ни вино, ни женщины, ни скачки — не помогало забыться больше чем на пару коротких часов. Осознав это, лорд Грешник решил изменить свою жизнь. Именно Виктория и должна была стать частью его новой жизни, но, увы, этому не суждено было случиться.

Виктория привела его в гостиную и усадила на диван, обитый бледно-зеленым штофом.

— Похоже, Джед очень серьезно относится к своим новым обязанностям хозяина поместья.

— Да. — Виктория положила ладонь на выпуклый живот. Ее голос и сияющие глаза — все говорило о счастье. — Его не тяготят новые заботы. Наоборот, он рад трудиться на благо столь многих людей. Я благодарна мужу по очень разным причинам, и не последняя из них та, что я могу спокойно посвятить себя будущему материнству.

Йэн слушал Викторию с легкой грустью. Он и сам был не прочь управлять собственностью Синклеров, но отец, казалось, и не собирался обращаться к нему за помощью. Наследник — вот единственное, чего он ждал от сына и чего упрямо добивался. Во время последнего разговора отец ясно выразил свое желание увидеть Йэна женатым на кузине Барбаре. Йэн знал одно: он не подчинится. Барбара его абсолютно не привлекала.

— Йэн, настанет день, и отец позволит вам занять законное место наследника. Я знаю, как сильно вы этого желаете…

Йэн выдавил улыбку.

— Сомневаюсь, что у старика есть подобные планы, но не собираюсь терять из-за этого сон. Мои лошади — вот то дело, что займет меня на те долгие годы, которые отделяют меня от наследства. Не подумайте только, что я желаю несчастья графу. Он — мой отец…

— Ваши отношения не улучшились? Йэн покачал головой. Эта женщина видела его насквозь, словно знала всю жизнь.

— Боюсь, что нет. Старик продолжает требовать, чтобы я женился. Каждое его письмо — обличительная речь на эту тему. Несколько недель назад он даже приезжал в Лондон, чтобы лично высказать свои требования.

— А почему бы вам не жениться? Хотя бы ради того, чтобы помириться с ним. Совсем недавно вы были готовы к этому…

— Женщина, на которой я хотел жениться, отвергла меня. — И Йэн бросил на Викторию театрально-трагический взгляд. — Если же честно, я не встретил больше никого, с кем готов был бы провести остаток жизни. Во всяком случае, женитьба на кузине Барбаре абсолютно исключена.

— Но можно же найти жену по своему вкусу.

Йэн пожал плечами.

— Вы знаете, как я отношусь к юным дебютанткам лондонского высшего света. Они прекрасно танцуют и кокетливо хлопают ресницами, но думают лишь о платьях и о том, сколько слуг предоставит им будущий муж. Я бы умер от скуки, если бы женился на одной из них.

— Неужели все знакомые вам девушки таковы?

И снова перед Йэном мелькнуло видение. Видение с длинными золотыми волосами и колдовскими глазами.

— Сегодня я встретил одну девушку… недалеко от Карлайла… Она была… особенная….

В глазах Виктории вспыхнул интерес.

— Особенная? И недалеко от Карлайла?

Йэн, вы должны мне все рассказать. Как ее имя?

— Я очень мало знаю о ней. Она показалась мне удивительно гордой и своенравной. Судя по ее платью и простому «мисс» перед фамилией, она не знатного рода. — Он не заметил, как притихла Виктория. — Она очень красива… — И, только взглянув на Викторию, Йэн заметил, наконец, что молодая женщина прикусила нижнюю губку и уставилась на свои руки. Со смутным ощущением тревоги он закончил: — Между прочим, она сказала, что знает вас. Ее зовут Мэри Фултон.

Виктория резко выпрямилась.

— Мэри? Этого-то я и боялась! Я действительно хорошо ее знаю. Она — моя лучшая подруга и только что потеряла любимого отца. Он был священником нашей церкви, сколько я себя помню. Мэри ни в коем случае не может быть объектом ваших игр!

Йэн вздрогнул, словно получил пощечину, и отвернулся. Итак, Виктория считает его неподходящей парой для своей подруги. Ну что же!..

— Я искренне надеюсь, что неправильно истолковал ваши слова. Неужели вы подумали, будто я хотел соблазнить вашу маленькую подругу? Ничего подобного! Теперь, узнав о вашей дружбе, я просто забуду о ней!

— Йэн… простите меня, но ваша репутация…

— Между прочим, я помню, что говорил вам! Мне надоело соответствовать репутации лорда Грешника. Я был честен с вами.

— Йэн, вы прекрасно понимаете, что ваш отец никогда не одобрит брак с дочерью простого священника. А я люблю ее как родную сестру. Я не вынесла бы, если бы кто-то обидел эту девушку, пусть даже неумышленно. Джед и я пригласили Мэри жить с нами! Правда, она пока не согласилась… Я бы хотела услышать, что вы не представляете для нее опасности…

Виктория снова прикусила губу, и Йэн печально покачал головой.

— Виктория, делая вам предложение, я ясно сказал: я покончил с той жизнью! У меня нет никакого желания соблазнять вашу невинную подругу. И те дамы, что способствовали созданию моей репутации, были вовсе не так наивны, как думали их семьи. Кроме того, вы слишком преувеличиваете мои подвиги. — Он натянуто рассмеялся. — И нет никаких причин верить, что эта юная леди не устоит против моих чар.

Виктория улыбнулась.

— Йэн, вы или кокетничаете, или недооцениваете себя, и потом, вы так тщательно оберегаете свое сердце, что и представить не можете, как беззащитны могут быть другие.

— Я готов был любить вас!

— Нет, Йэн! Возможно, я действительно вам нравилась. Вы были готовы уважать меня. Но это не любовь. Когда любишь, полностью растворяешься в любимом. Вы не любили меня! — Йэн хотел возразить, но Виктория остановила его: — А теперь покончим с этим! Простите меня. Я верю, что вы будете вести себя благородно. Я завела этот разговор только из любви к Мэри.

Йэн кивнул. Он не имел ни малейшего желания обсуждать замечание Виктории о своей бессердечности. Да, он почти привык не обращать внимания на боль, вызванную пренебрежением отца, но это не значит, что он не способен любить.

Очень своевременно появилась горничная, и Йэн вздохнул с облегчением. Он следил, как девушка ставит тяжелый поднос с чайным сервизом на низкий столик, а в его ушах звучали слова Виктории о том, что отец не одобрит Мэри Фултон. Действительно, граф Малькольм Синклер вряд ли одобрил бы Мэри, и не только потому, что она — дочь священника. Слишком много силы и решительности светилось в тех ясных золотистых глазах. Такую женщину невозможно держать в подчинении. Вероятно, Барбару отец выбрал именно за ее покорность.

Как только Йэну исполнилось двадцать лет, его постоянно пытались столкнуть с Барбарой. Она оказывалась гостьей Синклер-Холла в каждый из его нечастых визитов домой. И Барбара, всего на четыре года моложе Йэна, вряд ли не понимала, что происходит, особенно после того, как граф Синклер несколько лет назад пригласил ее жить в Синклер-Холле. Не выказывая открыто желания выйти замуж за Йэна, она как будто, и не противилась планам графа и своих родителей. Йэн же подчиняться не собирался.

И опять перед ним возникло нежное лицо. Но теперь-то он знал, чем вызвана печаль в прекрасных глазах. Как этой белокурой девушке нужна защита!

Но ведь он дал обещание не соблазнять ее! Не может же он жениться на дочери священника! Даже для него, лорда Грешника, это слишком!

Глава вторая

Собираясь выйти в сад, Мэри остановилась у столика в прихожей и нерешительно потянулась к широкополой соломенной шляпке. На днях Виктория, шутливо указав на две золотистые веснушки на носу Мэри, посоветовала ей ни в коем случае не забывать надевать шляпу.

Мэри вспомнила, что накануне шляпка была у нее в руках, а не на голове. Интересно, заметил ли Йэн Синклер ее веснушки? Будучи аристократом, Йэн Синклер наверняка считает, что хорошо воспитанная девушка должна заботиться о коже лица, правда, вчера подобные мысли вряд ли его беспокоили. И Мэри покраснела, припоминая его взгляды. Словно он… словно он хотел… Тут Мэри решительно сказала себе, что мнение беспутного лорда Грешника ее абсолютно не волнует, однако надежно завязала ленты шляпки под подбородком перед выходом из дома.

Последний раз Мэри работала в саду еще до похорон. Казалось странным ухаживать за никому не нужными теперь цветами — ведь скоро она покинет этот дом. Но сегодня Мэри почему-то проснулась с непреодолимым желанием привести их в порядок. Когда-то ее мама привезла сюда много семян и черенков, и в память о ней Мэри считала своим долгом ухаживать за садом, к тому же ей передалась материнская любовь к садоводству. Кроме того, работа в саду займет руки, не говоря уж о мыслях, в которых уже целые сутки слишком часто появляется некий Йэн Синклер.

Небольшой сад, окруженный изгородью высотой чуть больше метра, был расположен позади дома. Огромная плакучая ива раскинула свои ветви над большей его частью. Под деревом стояла садовая мебель, где Мэри частенько проводила теплые вечера с отцом, пока тот совсем не ослаб от болезни. Мэри заставила себя не смотреть на плетеное кресло, в котором отец отдыхал, читая книги, но даже от мимолетного взгляда на иву у нее защемило сердце, и она расправила плечи, борясь с вновь нахлынувшей волной скорби.

Нельзя поддаваться горю! Надо продолжать жить. Этого хотел бы от нее отец.

Несколько часов Мэри удавалось не думать ни о чем, кроме растений, казалось отвечавших на ее заботу свежими ростками, тянувшимися к свету из влажной плодородной земли. На небе от вчерашних туч остались лишь редкие легкие облачка, и утреннее солнце словно решило поднять ее настроение.

Через некоторое время Мэри даже стало жарко. Она рассеянно расстегнула верхние пуговки платья, вынула из кармана платок, вытерла капельки пота с шеи… когда платок достиг ложбинки между грудями, девушка почувствовала странное покалывание — будто кто-то наблюдает за ней сзади — и оглянулась на дорожку, ведущую от парадного входа. Никого! Решив, что она слишком разнервничалась от одиночества, Мэри все-таки вынула платок из лифа.

Однако чувство, что за ней наблюдают, не исчезло. Наоборот, оно усилилось. Мэри взглянула на заднюю калитку… и оцепенела от ужаса. Ибо, опершись о забор, там стоял не кто иной, как Йэн Синклер…

Невероятно!

Мэри крепко сжала веки, чтобы проверить, не галлюцинация ли это, но, когда открыла глаза, непрошеный гость все еще стоял там, лучезарно улыбаясь.

Мэри взяла себя в руки и гордо вскинула голову.

— Что вы здесь делаете?

Синклер удивленно поднял брови.

— Как прикажете понимать ваши слова, мисс Фултон? Вы не хотите меня видеть? Почему? Чем я так сильно оскорбил вас? Мы лишь вчера познакомились.

Его взгляд скользнул к открытому вороту ее платья. Мэри вспыхнула, но преодолела желание опустить глаза и выяснить, что же он там видит, однако сжала одной рукой края лифа, недовольно отметив, что пальцы ее дрожат.

Да, она действительно не желает его видеть. Он ей не нужен!

Мужчина продолжал наблюдать за девушкой, его улыбка стала шире.

— Я могу быть чем-то полезна вам, мистер… лорд Синклер?

Неожиданно выражение его лица изменилось, стало более ласковым. В темных пронизывающих глазах вспыхнула озабоченность.

— Нет, я сам кое-что хотел сделать. Когда я сообщил Виктории о нашей встрече, она рассказала мне о вашем горе, и я понял, в каком вы находились смятении. Я подумал, что должен… — Он указал на черного жеребца, привязанного к забору чуть ближе к дому. — Ну, я отправился на верховую прогулку и решил заехать и выразить соболезнования по поводу вашей утраты и извиниться за то, что напугал вас.

Мэри подняла на него глаза и судорожно кивнула. Его извинения были высказаны так любезно, так искренне, словно он действительно раскаивался.

— Я… благодарю вас, вы очень любезны. Я слишком эмоционально отреагировала. Действительно, настоящей опасности не было. Просто… просто все так сложно… — Мэри запнулась.

— …и вполне объяснимо, — закончил он фразу.

Синклер открыл щеколду, и в следующий миг Мэри уже не была одна в саду. Казалось, этот мужчина заполнил собой все пространство вокруг. Он был слишком красив, слишком привлекателен, чтобы быть реальностью. Мэри зачарованно смотрела, как он приближается к ней с грацией канатоходца, которого она как-то видела на ярмарке.

Если бы сказочная фея предупредила, что это случится, что этот неотразимый мужчина так нежно сожмет ее испачканные землей руки, Мэри ни за что не поверила бы. Но это случилось, это происходило сейчас, и ощущение нереальности сковывало ее, мешало думать, мешало говорить. Она могла только чувствовать.

Его большая рука согревала ее заледеневшие пальцы. Темные глаза изучали ее с явным участием, и, взглянув в них, она почти перестала дышать.

Ее взгляд скользнул ниже. Темно-коричневый сюртук облегал широкие плечи, которые вдруг захотелось потрогать, проверить так ли они крепки, как кажутся. Ослепительно белая накрахмаленная сорочка, пестрый жилет, темно-коричневые брюки, обтягивающие длинные ноги. Все безупречно. Господи, Йэн Синклер — воплощение всех ее девичьих грез!

Именно эта мысль привела Мэри в чувство. Она не девчонка, а взрослая женщина двадцати трех лет! Она достаточно разумна, чтобы не терять голову из-за мужчины, пусть даже столь привлекательного!

Господи! Как она выглядит? Она вспомнила про свое расстегнутое вылинявшее платье, растрепанные волосы под старой соломенной шляпкой. Мужчина, подобный Йэну Синклеру, не может иметь серьезных намерений по отношению к ней. Она — дочь деревенского викария, он же — сын пэра Англии. Не следует принимать его интерес слишком близко к сердцу!

Йэн смотрел на склоненную головку Мэри Фултон, на золотистые глаза и удивлялся силе охватившего его сострадания. Он уже успел убедить себя, что не может забыть девушку только потому, что перепугал ее накануне, что это пройдет, как только он извинится и выразит соболезнование, но, изучая сейчас это милое личико, вдруг понял: все не так просто! Какая-то непреодолимая сила влечет его к ней.

— Я могу чем-то помочь вам? — ласково спросил он.

Мэри подняла на него печальные глаза.

— Нет. Никто ничем не может помочь. Я просто должна научиться жить по-новому.

— Но совершенно не обязательно делать это в одиночку. Почему бы вам не переехать в Брайарвуд? Виктория сказала, что пригласила вас жить с ними. Они будут счастливы принять вас в любой момент и…

Он еще не успел закончить фразу, как Мэри покачала головой.

— Я не могу это сделать. Это будет неправильно.

— Что вы имеете в виду? Виктория ясно дала мне понять, как любит вас, Мэри. Она будет счастлива.

Мэри посмотрела на него, затем отвела затуманенный слезами взгляд и уставилась в даль.

— Я не могла бы поступить так эгоистично с Викторией и Джедидайей. Они и так безмерно помогли мне. Они женаты меньше года, и я не имею права омрачать бесценное время ожидания ребенка своими проблемами. — Ее взгляд снова скользнул к Йэну. — Я поищу место гувернантки или… О, я не знаю! Просто необходимо найти какую-то подходящую работу.

— Но они ждут…

Мэри снова остановила его:

— Пожалуйста! Я уже приняла решение. Виктория не несет никакой ответственности за меня. Я хочу найти свой путь и не рассчитываю на благотворительность.

Да, эта девушка достойна уважения, подумал Йэн. Чтобы принять такое решение, необходимы смелость и гордость. Немногие молодые женщины смогли бы отвергнуть такое щедрое предложение, какое Виктория сделала своей подруге.

— Нет никакой необходимости полагаться лишь на собственные силы, — ласково произнес он. — Что плохого в том, чтобы позволить тем, кто вас любит, заботиться о вас?

Не в силах смотреть на его участливое лицо, Мэри тихо заговорила:

— Сколько себя помню, мы с отцом жили в Карлайле. Семья Торн поддерживала нас, хотя назвать это милостыней нельзя. Когда мой отец был викарием, он отрабатывал наше содержание. Однако весь последний год он не мог выполнять свои обязанности. Виктория была так добра, что позволила нам остаться здесь. Я люблю ее сильнее, чем могу выразить словами, но более пользоваться ее благородной поддержкой не буду. Это было бы несправедливо.

Какая решимость в голосе! Интуиция подсказывала Йэну, что Мэри Фултон поступит так, как сказала, невзирая на все его уговоры. Упрямая независимость девушки восхищала его, хотя он был и разочарован.

— Вы очень смелая, мисс!

Мэри подняла на него блестящие, как топазы, глаза, и Йэн с большим трудом вспомнил, что дела этой девушки его не касаются, что он обещал Виктории не строить никаких планов насчет ее подруги.

Словно против своей воли Мэри прошептала:

— Я не чувствую себя смелой. Просто я должна начать новую жизнь где-то в другом месте. После кончины отца очень тяжело здесь оставаться. — Ее голос сорвался. — Честно говоря, мне страшно думать о том, какая жизнь ждет меня без него.

Слеза выкатилась на бледную щеку. Сердце Йэна болезненно сжалось. Он не мог сдерживать свои чувства, как не мог остановить вращение Луны вокруг Земли.

И Мэри тоже не сумела сохранить самообладание. Под навесом ветвей плакучей ивы она не сопротивлялась, когда Йэн Синклер притянул ее к себе. Его грудь под ее щекой показалась крепкой и надежной.

Мэри почувствовала, как Йэн сунул ей в руку большой носовой платок, и уткнулась лицом в тонкую ткань. Слезы потекли ручьями, словно вся боль, что она молча и глубоко хранила в себе после смерти отца, вырвалась наружу.

Только когда рыдания девушки стихли, Йэн Синклер прошептал, ласково поглаживая ей спину:

— Ну, полно! Все в порядке. Иногда горе так велико, что невозможно удержать его внутри. Вам кажется, что вы справляетесь, но горе просто затаилось и мучает так, что спасения нет.

Его ласковый голос звучал у самого ее уха, но Мэри слышала в нем не только утешение, но и необъяснимую боль. Йэн Синклер тоже страдал! Затаив дыхание, Мэри взглянула на него из-под густых ресниц. Он напряженно смотрел на нее, и она не смогла определить чувство, горевшее в его глазах.

Когда Йэн склонил голову и его крепкие, но нежные губы прижались к ее невольно потянувшимся к нему губам, Мэри решила, что вот-вот упадет в обморок от пронзившего ее наслаждения. Сильные руки властно обняли ее, притянули к мускулистому телу. Усилием воли Мэри вырвалась и отвернулась, прижав ладонь ко рту.

Как же она теперь посмеет взглянуть на него? Густой румянец залил ее лицо и шею. Боже! Ведь она даже не знает этого мужчину! Что сказал бы ее отец? Что сам Йэн Синклер теперь подумает о ней?..

— Полагаю, вам следует уйти!

Когда Синклер в ответ заговорил, она невольно взглянула на него, но невозмутимый взгляд и холодный тон ничего ей не сказали.

— Я очень сожалею о случившемся, но давайте не придавать этому особого значения. Вы были расстроены, и я вас утешал, ничего больше!..

Кто он такой, чтобы указывать ей?! В конце концов, это он поцеловал ее!

— Как же вы самоуверенны, милорд! Вы что, всегда утешаете женщин поцелуями? Если так, то мне очень жаль ту, что окажется связанной с вами определенными узами.

Казалось, ей удалось захватить лорда врасплох, но лишь на долю секунды. В его темных глазах сверкнуло изумление и — Боже милостивый! — восхищение!

— Ну и ну! Какая прямота, мисс Фултон! Позвольте ответить на ваш вопрос. Я не всегда целую женщин ради утешения, но пару раз это случалось, и никто не жаловался.

— Вы… вы — невыносимый наглец!

Его взгляд скользнул вниз, остановился на мгновение на ее груди, затем вернулся к лицу.

— Мисс Фултон, вы так соблазнительны, что я не ручаюсь за себя!

Мэри прижала руки к груди, пытаясь защититься от его взгляда.

— Вы, милорд Синклер, ведете себя вызывающе. Неудивительно, что вас прозвали лордом Грешником.

Йэн прищурился, стиснул зубы, и Мэри поняла, что задела его за живое.

— Я был бы благодарен вам, мисс Фултон, — нарочито размеренно произнес он, — если бы вы больше не называли меня так.

— И почему же я должна повиноваться вам?

Он шагнул к ней, и Мэри невольно попятилась.

— Потому что я попросил вас! — Его голос прозвучал спокойно, но в этом спокойствии таилась угроза. — Если вы не в состоянии исполнить вежливую просьбу, я готов предпринять более решительные шаги, чтобы добиться вашего повиновения.

— Почему… вы… вы… Я не останусь здесь ни на секунду!

С этими словами она развернулась и гордо удалилась.

Йэн смотрел ей вслед с раздражением и, как это ни странно, — с невольным уважением. Ну и дерзкая девчонка! Просто невозможно предугадать, что она скажет в следующий момент. Мэри Фултон — полная противоположность его покорной кузине Барбаре. Неожиданно он вспомнил предупреждение Виктории: его отец никогда не одобрит дочь священника. Да, отец был бы вне себя от ярости, если бы Йэн женился на ком-то, столь сильном духом, как Мэри Фултон, на ком-то, кто сумел бы противостоять старому тирану… может, даже победить его.

Но как же она восхитительна на вкус! Как хочется вновь впиться в ее сладкие губы… и еще больше… узнать, так ли нежна прелестная грудь, неумышленно представленная его взгляду, какой кажется…

Некая мысль начинала пускать корни в его мозгу — мысль о том, что Мэри Фултон была бы очень неожиданной и интересной избранницей в качестве его жены. Нет! Нельзя даже думать о подобном!

Кроме того, эта женщина его явно презирает. Ей хватило наглости в глаза назвать его лордом Грешником, что смели делать лишь немногие мужчины… к тому же жестоко за это поплатившиеся.

Нет, самое лучшее в сложившейся ситуации — вернуться в Брайарвуд и спокойно наслаждаться обществом Виктории и Джедидайи. А через несколько дней возвратиться в Лондон, к привычной жизни.

Он не будет думать о союзе с этой дерзкой девчонкой даже ради удовольствия досадить отцу… несмотря на всю ее свежесть и сладость… и изысканно-прелестные формы…

Йэн направился к коню, терпеливо ожидающему его на привязи, но не смог не оглянуться. В одном из верхних окон затрепетала занавеска… Так, значит, она наблюдает за ним! Его губы невольно изогнулись в улыбке, и эта улыбка оставалась с ним на всем пути в Брайарвуд.

Когда на следующее утро в дом викария прибыл лакей с приглашением на обед в Брайарвуд, Мэри решительно сказала себе, что не поедет. Никогда! Во всяком случае, до тех пор, пока этот несносный мужчина гостит там. Мэри передала с лакеем вежливый отказ и извинения: она не сможет присутствовать на обеде.

Лакей с поклоном удалился. Закрыв за ним дверь, Мэри взглянула на карточку в своей руке, затем упрямо вздернула подбородок и выбросила послание в мусорную корзинку.

В гостиной ее ждали последние номера «Тайме» и «Пост». Она уже обвела чернилами несколько объявлений, приглашавших молодых женщин на должность гувернантки. Усевшись за низкий столик, Мэри снова взялась за перо и продолжила исследование газетных колонок. При мысли о том, что она затеяла, девушка загрустила. Конечно, приняв одно из этих приглашений, ей придется уехать очень далеко от всего, что она любит. Но, напомнила Мэри себе, она поступает правильно!

Полчаса спустя, не в состоянии ни на чем сосредоточиться, Мэри покинула уютный дом викария. Прогулка поможет ей привести мысли в порядок. До недавнего времени природа всегда успокаивала ее, может, так произойдет и сегодня?..

Не произошло. Мэри не могла думать ни о чем, кроме поцелуя Йэна Синклера. Почему, о, почему она почувствовала такое необъяснимое влечение к этому развратнику? Почему не смогла сдержать себя?

Мэри шла по дорожке, бежавшей вдоль живой изгороди к церкви. В церковном дворе Мэтью Браун подравниват кусты огромными садовыми ножницами. Пожилой джентльмен ухаживал за церковным хозяйством, сколько Мэри себя помнила, но она не задержалась поболтать с ним, как обычно, только помахала рукой и улыбнулась.

Перед церковью она остановилась и подняла глаза на изящное и в то же время очень уютное здание. Несмотря на внешнюю обманчивую простоту, в строительство были вложены большие деньги, но они не пропали даром. Прекрасные витражи, внутри — изысканная позолота, полированное дерево, ничего броского, во всем строгий вкус.

Но не интерьер церкви привлекал сегодня Мэри, а колокольня с огромным серебряным колоколом, сверкавшим на солнце высоко над ее головой. Правда, от одного взгляда ввысь ее желудок сжался.

Так было не всегда. Ребенком она обожала эту башню. Ей казалось, что, поднявшись наверх, она приближается к небесам и к покойной матери. Однако все изменилось, когда ей исполнилось семь лет и два мальчика постарше ее нашли Мэри там. Они дразнили ее, говорили, что она — всего лишь живая кукла дочери милорда, а она высокомерно ответила, что они просто завидуют. Тогда мальчишки оттеснили девочку к самому краю площадки и пригрозили, что сбросят вниз, если она не возьмет назад свои слова. Гордость не позволила ей это сделать. К счастью, появился ее отец. Мальчишек наказали, но Мэри никогда больше не могла найти в себе сил подняться ни на колокольню, ни на какое-либо другое высокое место. Прошедшие после того события годы так и не излечили ее от страха высоты.

Отбросив сомнения, Мэри вошла в церковь и, пока не успела передумать, поспешила к двери, ведущей на колокольню. У нижней ступеньки она остановилась и, взглянув на, казалось, бесконечную винтовую лестницу, задышала часто и прерывисто, затем опустила глаза и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нет, она не желает больше жить в страхе! Мэри приказала себе не смотреть ни вниз, ни вверх, закрыла глаза и, вцепившись в перила дрожащими пальцами, поставила ногу на первую ступеньку. Не открывая глаз, осторожно продвигаясь, все выше, она с каждым шагом уговаривала себя не думать о том, куда направляется. Нужно лишь притвориться, что она просто поднимается по лестнице своего дома. Бояться же ей совсем нечего.

Вероятно, уговоры сработали бы, и Мэри добралась бы до верхней площадки, но ей не суждено было это выяснить, поскольку ее нога запуталась в подоле платья. Мэри споткнулась и с криком ужаса открыла глаза, продолжая отчаянно цепляться за перила.

Пол был где-то далеко внизу. Голова ее закружилась, к горлу подступила тошнота, сердце бешено заколотилось. Совершенно парализованная страхом, Мэри не могла шевельнуться, не могла двинуться ни вверх, ни вниз. Перила лестницы казались единственной силой, способной удержать ее в продолжающем кружиться мире.

Она потерпела поражение! Она не смогла справиться со своим безумным страхом! Ничего не решила! Ничего себе не доказала!

Зарыдав от отчаяния, Мэри опустилась на ступеньки.

Сколько она оставалась в таком состоянии, она не знала. Время словно сжалось в одно бесконечное мгновение парализующего страха. И тут сквозь туман отчаяния она услышала чей-то голос. Низкий, звучный, встревоженный голос.

Йэн… Где он? Она понятия не имела, да ей уже было все равно.

— Мэри, что случилось?

Она не подняла глаз, не смогла вымолвить ни слова, только страдальчески затрясла головой. Ей даже не было стыдно, что Йэн видит ее такой беспомощной.

— Мэри, вы должны объяснить, что произошло.

Не поднимая головы, она прошептала:

— Слишком высоко, слишком высоко.

И тут же она почувствовала, что ее поднимают, ласково, но настойчиво отрывают ее пальцы от надежных перил. И ей показалось совершенно естественным вцепиться в другую опору.

Йэн! Его руки сомкнулись вокруг нее, прижали ее лицо к широкой груди. И она обвила руками его плечи, отчаянно прильнула к нему, спускающемуся по ступенькам. От движения ее голова опять закружилась. И даже когда Йэн остановился и опустил ее на что-то мягкое, она просто лежала с закрытыми глазами, ожидая, пока мир успокоится. В конце концов, головокружение прекратилось, желудок утихомирился.

Мэри сказала себе, что теперь она в безопасности, приоткрыла глаза и увидела кремовый потолок собственной гостиной. Она также увидела явно встревоженного Йэна Синклера, возвышающегося над ней.

Он протянул ей стакан.

— Выпейте это.

— Как вы нашли меня?..

— Я искал вас! Пожилой джентльмен сказал, что вы в церкви.

— Зачем?

Йэн нахмурился.

— Я был в вестибюле, когда вернувшийся лакей сообщил, что вы не приедете к обеду. — Его брови совсем сошлись на переносице. — У меня сложилось отчетливое впечатление, что вы отказались из-за меня. Я не могу это допустить.

Мэри ушам своим не поверила.

— Не можете допустить, сэр? Да как вы смеете!

Йэн поднял руку, останавливая поток ее слов, печально покачал головой.

— Мэри, у меня и в мыслях не было оскорбить вас! Вы неправильно меня поняли. Я просто хотел поговорить с вами, объяснить, что у вас нет причин избегать меня. Ведь ясно, как вы нуждаетесь сейчас в друзьях.

Мэри посмотрела на него и утонула в темных загадочных глубинах его глаз. Время шло, Мэри не могла отвести взгляд. Глаза Йэна становились все темнее, в них засверкала страсть.

— Я… благодарю вас… за то, что вы сделали для меня в церкви.

— А что там с вами произошло? — спросил Йэн, пристально глядя на нее.

— Я просто боюсь высоты. Ребенком я пережила неприятный момент на колокольне и с тех пор ни разу не поднималась туда.

— Почему же вы решились на это теперь?

— Я… я понимаю, что это прозвучит ужасно глупо, но я хотела быть поближе к своим родителям. В детстве я часто поднималась на колокольню поговорить с мамой, но как-то, раз двое злых мальчишек из деревни подтолкнули меня к краю и угрожали сбросить вниз. После этого я не находила в себе сил вернуться туда…

— Я понимаю вас, — ответил Йэн. — Все мы живем с каким-нибудь страхом. И вы очень сильно ошибаетесь, если думаете, что желание быть поближе к родителям может показаться глупым. У меня самого было особое место в лесу Синклер-Холла, куда я бегал поговорить со своей матерью. Она умерла в родах.

— Вам тоже кажется, что в некоторых местах они могут слышать нас лучше, не правда ли?

Йэн кивнул.

— Я бегал туда до семнадцати лет. И только когда я уехал в Лондон к бабушке после… — Йэн умолк, словно осознав, что сказал больше, чем хотел. — Ну, хватит об этом! — Он улыбнулся. — Мы же говорили о вас.

Такое впечатление, что этот богач, аристократ, этот баловень судьбы чувствует себя одиноким…

Слова Йэна прервали ее размышления:

— Но почему вы решились на это сегодня, Мэри, когда еще не оправились после кончины отца? Почему вы попытались преодолеть свой страх именно сегодня?

— Сегодня я просто… я просто хотела освободиться от страха. Я никогда не боялась жизни так, как в последнее время. Я чувствую себя такой неуверенной.

Мэри невольно махнула рукой на лондонские газеты, так и лежавшие на столе, где она их оставила.

Ее признание было встречено гробовым молчанием, и Мэри подняла глаза. Йэн наклонился над газетами и с каменным выражением лица читал обведенные ею объявления, затем поднял голову и взглянул ей в глаза.

— Так вы всерьез думаете пойти к кому-нибудь в услужение?

— Да, я вполне серьезно ищу работу.

— Но почему? Вы не должны идти на такую крайность!

Мэри застыла, не глядя на него.

— Я сделаю то, что считаю наилучшим, сэр.

— Понимаю. Конечно, вы можете делать все, что хотите, но тогда простите мне мою дерзость: в таком случае вы просто обязаны проводить больше времени с вашими друзьями. Ради Виктории, как и ради самой себя. Надеюсь, вы не будете избегать визитов в Брайарвуд из-за меня.

Придумать достойный ответ Мэри не смогла. Она встала и выпрямилась во весь рост, несмотря на подкашивающиеся ноги.

— Я высоко ценю вашу заботу, сэр. Вы очень добры. А теперь я должна попросить вас уйти. Вам незачем оставаться. Вы сделали гораздо больше, чем я могла бы ожидать.

Он холодно поклонился.

— Как пожелаете, мисс Фултон. Не провожайте меня. Я вполне способен сам найти дорогу.

Глава третья

За Йэном захлопнулась парадная дверь, и Мэри, почувствовав дрожь в ногах, без сил опустилась на диван.

Что же делать? Ее необъяснимо влечет к этому мужчине, но это не должно лишать ее общества друзей. Сегодня не удалось преодолеть страх перед высотой. Достаточно одного поражения. Придется преодолеть страх перед неприличным влечением к Йэну Синклеру! И Мэри приняла решение.

Боясь передумать, она быстро набросала записку, отдала соседскому мальчишке, чтобы тот отнес ее в господский дом — за вознаграждение, конечно, — и прошла в свою комнату в задней части дома.

Комнатка была обставлена очень просто: кровать, большой дубовый гардероб, тумбочка и стул. Покрывало с цветочным узором гармонировало с покрашенными в бледно-розовый цвет стенами. Когда Мэри распахнула дверь, взметнулись на сквозняке длинные, до пола, кружевные занавески.

На мгновение Мэри замерла в узком дверном проеме, вдруг осознав, как сильно она будет скучать по своей комнате. Здесь она выросла, здесь мечтала о будущем, о мужчине, который полюбит ее, о детях, об уютном доме с садиком… Мэри печально покачала головой. Ничего подобного в ее жизни не будет, и пора начинать привыкать к этому.

Она подошла к гардеробу и достала свое единственное вечернее платье: розовое, с кринолином и глубоким декольте — подарок Виктории на Рождество. Конечно, платье было совершенно не практичным, и Мэри надевала его только в Брайарвуд, но втайне она испытывала удовольствие от обладания таким платьем. Даже дочери простого деревенского священника хочется иногда выглядеть модной и привлекательной.

Мэри вышла из присланного за ней экипажа, остро ощущая неприятный холодок в желудке, и упрекнула себя за расшалившиеся нервы.

Ждать не пришлось. Лакей немедленно открыл дверь и, как только гостья вошла в величественный вестибюль, потянулся за ее накидкой. Мэри бросила быстрый взгляд на херувимов, изображенных на потолке, и произнесла краткую молитву — привычка, оставшаяся у нее с раннего детства. Тогда ей казалось, что Господь специально послал этих маленьких ангелов, чтобы охранять ее и Викторию, сейчас же было смутное ощущение, что и сегодня их защита необходима ей не меньше.

Виктория, высокая, элегантно одетая, бросилась навстречу подруге по широкой парадной лестнице.

— Мэри, я так рада, что ты приехала! Молодые женщины обнялись и поцеловались.

— Виктория, ты прекрасна! — воскликнула Мэри, ни капельки не покривив душой. Несмотря на беременность, та действительно выглядела прелестно: темные волосы блестели, на щеках играл легкий румянец.

Виктория повела подругу в гостиную.

— Мужчины в конюшне. Джедидайа купил у Йэна кобылу в подарок на мой день рождения. Я в восторге! Думаю, тебе она тоже понравится. Пока не родится ребенок, я хотела бы, чтобы ты пользовалась ею. И тебе будет гораздо легче совершать верховые прогулки, как только ты закончишь паковать вещи и переедешь к нам.

Значит, Йэн промолчал!.. Очевидно, он не из тех аристократов, для кого сплетни — любимое занятие.

Не успели женщины сесть на диван, как Виктория вздрогнула и положила ладонь на выпуклый живот под шелковым сиреневым платьем.

— Боже, ну и удар!

Мэри благоговейно взглянула на подругу и попыталась представить что-то живое внутри себя… свое собственное дитя…

— Знаешь, это часто происходит ночью. Даже Джедидайа просыпается. Но он не возражает: зажигает свечу и разговаривает с ребенком, пока тот не успокоится. Джед говорит, что слишком много времени упустил из-за поездки в Америку и больше не хочет терять ни минуты. О Мэри, как же мне повезло, что он меня любит! Я и не представляла, как изумительна, может быть жизнь. Каждое мгновение, проведенное с ним, бесценно, особенно если подумать, что мы могли разлучиться навсегда…

Слова подруги лишь подтвердили правильность принятого Мэри решения. Им столько пришлось пережить! И после всех этих испытаний появиться у них в доме? Нет! Она сообщит друзьям о своих планах лишь тогда, когда остановить ее будет уже невозможно, когда она найдет место и обо всем договорится.

Появление мужчин отвлекло Мэри от ее невеселых сумбурных мыслей. Словно влекомая необъяснимой силой, она прямо взглянула на Йэна Синклера и, вспыхнув, отвела взгляд. Господи, как же он красив! Темно-синий фрак и длинные брюки подчеркивали его высокий рост, широкие плечи, узкие бедра. Ослепительно белый воротник сорочки делал темные волосы как будто еще темнее.

— Добрый вечер, Мэри! — К счастью, ее отвлекло приветствие хозяина дома.

— Добрый вечер, Джед!

Мэри искренне любила этого высокого белокурого американца, ведь подруга так счастлива с ним!

Джед поцеловал жену в щеку, и та подняла на него полные любви глаза.

— Как поживает кобыла?

Джедидайа рассмеялся, в уголках глаз цвета морской волны появились мелкие морщинки.

— Привыкает потихоньку. Думаю, ты получишь море удовольствия, когда снова сможешь скакать верхом. Эта резвая малышка стоит каждого фунта, что мы заплатили Йэну, хотя должен сказать: цена непомерная.

Мэри не смотрела на лорда Синклера, но краем глаза заметила, как он скромно поклонился и кивнул. Под внешней сдержанностью чувствовалась гордость за лошадь. Йэн явно любит это животное. Как она мало знает о лорде!

Йэн же пристально изучал девушку. Она просто восхитительна в этом розовом атласном платье, таком модном, подчеркивающем тоненькую талию, не говоря уж о соблазнительной ложбинке, открытой глубоким декольте…

Давно уже он не видел такой прелестной женщины!.. Однако все, что Йэн узнал о Мэри в последние дни, убедило его: она заслуживает лучшего, чем он может предложить ей. И Йэн заставил себя сосредоточиться на беседе Джеда с женой.

Когда слуга объявил, что обед готов, Джедидайа предложил руку жене, и Йэн сказал себе, что просто из вежливости должен предложить руку Мэри.

Девушка встала с дивана, приблизилась и неуверенно взглянула на него из-под густых темных ресниц, заметила его пристальный взгляд и гордо вскинула голову. Но только сегодня днем он видел ее дрожащей от ужаса на лестнице колокольни. Какая странная смесь силы и слабости эта Мэри Фултон!

Как завороженный, Йэн протянул руку.

— Вы позволите?

Мэри заколебалась, и Йэн с трудом подавил раздражение. Почему она так сопротивляется? Миг показался ему вечностью. Наконец она кивнула и положила пальцы на его рукав. Словно искра проскочила между ними. Благоухание ее волос нахлынуло на Йэна, вызвав нестерпимое желание распустить их и увидеть, как сверкающий золотистый занавес падает на ее обнаженные плечи, грудь…

Йэн застыл на месте. Боже милостивый! О чем он только думает!

— Милорд? — Мэри вопросительно глядела на него.

— Прошу прощения. Боюсь, я задумался. Ее лицо приняло замкнутое выражение, но Йэн не стал ничего пояснять. Убрав руку и отступив от него, Мэри сказала:

— Тогда я оставлю вас вашим мыслям. Йэн подавил желание удержать девушку и сказал себе, что ее раздражение полезно для них обоих. Разве не обещал он Виктории, что не будет соблазнять ее подругу? Разве не обещал он этого самому себе?

Когда Йэн вошел в элегантно обставленную столовую, Виктория пристально посмотрела на него и перевела многозначительный взгляд на уже усаживающуюся Мэри. В ответ Йэн лишь вздернул брови.

Джедидайа прервал этот разговор без слов и указал на пустой стул прямо напротив дочери викария.

— Пожалуйста, садитесь, Йэн.

— Надеюсь, Йэн, вы не забыли о данном мне обещании? — Вопрос Виктории застал Йэна врасплох, но он взял себя в руки и прямо встретил ее взгляд.

— Я не забыл.

— Что за обещание, дорогая? — поинтересовался Джедидайа. Невозмутимое лицо хозяина дома не обмануло Йэна. Он знал, что за обманчиво простоватой внешностью скрывается острый ум.

Виктория улыбнулась мужу.

— От меня ты этого не узнаешь, любимый, даже под пытками. Ты и сам довольно скрытен. Я ведь ничего не знала об истинной причине приезда Йэна, пока не увидела подарок.

Джедидайа ответил не сразу. Под его пылким взглядом Виктория покраснела.

— Думаю, мы прекрасно понимаем друг друга, дорогая.

Виктория покраснела еще больше. Йэн отвернулся — как трогательно такое взаимопонимание! Увы, ему это не суждено было познать. Он перевел взгляд на Мэри. Она хоть и покраснела, но смотрела на него в упор. Йэн решительно сжал губы. Нет, он не станет соблазнять ее.

Мэри Фултон гордится тем, что способна сама позаботиться о себе. И он прекрасно понимает ее, потому что сам превыше всего ценит независимость.

Мэри укладывала в ящик книги, когда раздался стук. Так, с томиком в руке, она и пошла открывать дверь.

Проходя через прихожую, девушка старательно отводила взгляд от столика с ожидающими отправки письмами, в которых предлагала себя в качестве гувернантки. Написав их, Мэри перешла свой Рубикон. Оставалось лишь надеяться, что хоть в одном из ответов окажется приемлемое предложение.

Впрочем, проблему свою она этим не решила. Разумно ли она поступает? Что ждет ее? Как все-таки тяжело, даже набравшись смелости, оставить позади единственный знакомый ей образ жизни и шагнуть в еще не изведанное.

Надо отправить письма сегодня же! Пока она не передумала. Гнать все сомнения прочь! Но лицо Йэна Синклера все время стоит перед ее глазами. Смешно и нелепо! Она, дочь священника, прекрасно это понимает. Лорд Синклер не имеет к ее будущему никакого отношения! Даже если бы она согласилась остаться с Викторией в Брайарвуде, его она не увидит. Йэн Синклер приехал с коротким дружеским визитом и скоро уедет, вернется к… ну… к тому, чем обычно занимаются одинокие, богатые и невероятно привлекательные мужчины.

И потом, она его совершенно не интересует! Вчера в Брайарвуде он практически с ней не разговаривал. Правда, он поцеловал ее во вторую их встречу… О, иногда он смотрел на нее так… ну, она не знает, как… только ей казалось… Нет! Просто разыгралось ее богатое воображение.

С этими неутешительными мыслями она открыла дверь.

К ее крайнему изумлению, на пороге стоял Йэн Синклер собственной персоной — живое воплощение ее мыслей. Мэри почувствовала, как мороз пробежал по ее коже, но сдержала нервную дрожь. Нельзя таращить на него глаза. Он сочтет ее дурочкой.

— Добрый день, лорд Синклер. Чем могу быть вам полезна?

Как ни удивительно, и гость, нервно теребивший в руках черную шелковую шляпу, казался взволнованным. Он стоял в нерешительности, пристально глядя на нее.

— Я… вы позволите мне войти?..

Мэри отступила, понимая, что глупо так восторженно таращиться на лорда. Просто удивительно, что уже второй раз он появляется именно в тот момент, когда ей необходима чья-то помощь.

Она останется спокойной и невозмутимой. Однако сердце ее забилось быстрее, когда Йэн приблизился к ней так, что она даже заметила легкую щетину над его выразительными губами. Поцарапается ли она, если он ее поцелует?

Он бросил взгляд на столик с письмами и недовольно нахмурился.

— Ваши просьбы о приеме на работу? Мэри утвердительно кивнула, не в силах возмущаться неуместным вопросом.

— Да.

Йэн нахмурился еще больше, затем расправил широкие плечи и сделал глубокий вдох. Почему-то у Мэри создалось отчетливое впечатление, что в этот момент он пришел к какому-то решению. Следующие его слова привели девушку в еще большее замешательство.

— Я пришел задать вам один вопрос.

— О, — только и сказала она, совершенно не зная, как реагировать. Судя по его взволнованному виду, это будет необычный вопрос. Что такого важного может сказать ей Йэн Синклер? Может, у него на примете есть должность для нее?

Йэн продолжал глядеть на нее сверху вниз, и Мэри отвернулась. Свет, падавший из окна в верхней части двери, освещал ее лицо гораздо лучше, чем его. Пытаясь сдержать неожиданную дрожь, Мэри протянула руку.

— Позвольте взять вашу шляпу? — Она осеклась, увидев следы пыли на своих пальцах, и с застенчивым смешком вытерла руку о фартук, указав на книжку в другой руке.

— Я паковала отцовские книги. Хочу взять с собой самые любимые.

Йэн взглянул на томик.

— Вы читаете по-гречески?

— Ну… я… да. Видите ли, отец был прекрасно образован. Он учил меня всему, чему учил бы сына.

— Я понимаю, — сказал Йэн, спокойно протянув ей свою шляпу.

Как мило, с легкой иронией подумала Мэри, поскольку сама она решительно ничего не понимала, и растерянность ее все возрастала. Оставалось надеяться, что нежданный гость вскоре перейдет к сути дела. Мэри с преувеличенной осторожностью поместила шляпу на полку и повернулась к нему:

— Не хотите ли освежиться? Я могу приготовить чай.

Йэн отрицательно покачал головой, не сводя с Мэри напряженного взгляда.

— Нет, благодарю вас!

Впечатление необычности этого визита все больше крепло в Мэри, но она сказала себе, что это снова игра ее воображения, и указала гостю на открытую дверь кабинета. В кабинете царил хаос, но мебель здесь еще не была покрыта чехлами, как в остальных комнатах.

— Не хотите ли зайти и присесть?

Ответ, сопровождавший его вежливый кивок, еще больше усилил ее неуверенность.

— Да. Думаю, так будет лучше.

Они уселись в стоящие у окна темно-синие кресла с подголовниками.

Сложив руки на коленях, она ждала начала речи Йэна Синклера, и он, наконец, заговорил:

— Мисс Фултон, я понимаю, мои слова покажутся вам несколько опрометчивыми, тем более что мы так недолго знаем друг друга…

Куда он клонит?..

— Продолжайте, — прошептала она.

Лорд Синклер наклонился и положил ее холодную ладонь на свою, теплую. Мэри была слишком изумлена, чтобы отдернуть руку. Дальнейшие его слова доходили до ушей словно сквозь туман.

— Я понимаю, какими тяжелыми были для вас последние месяцы, понимаю, в каком бедственном положении вы оказались. Я хочу, чтобы вы знали: если бы обстоятельства были другими, я не стал бы так спешить.

Мэри взглянула в темные напряженные глаза лорда.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр!

— Я прошу вас, мисс Мэри Фултон, оказать мне честь, став моей женой.

Плотная пелена страха окутала Мэри. Она опустила взгляд, и ей показалось, что ее рука, застывшая на его ладони, находится далеко-далеко от нее.

Как?.. Это не может быть реальностью! Йэн Синклер, богатый и красивый, сын пэра, наследник графского титула, не может просить ее выйти за него замуж.

Господи, они ведь даже не нравятся друг другу! А как же их поцелуй? Покачав головой, она отмахнулась от воспоминания. Йэн поцеловал ее не потому, что Мэри ему нравится. Он сам сказал, что просто пытался утешить ее.

Может быть, он делает ей предложение из жалости? От этой мысли туман чуть рассеялся. Мэри пристальнее взглянула на лорда Синклера. Он все еще смотрел на нее с тем же самым напряжением, с каким вошел в дом.

— Почему… почему вы это делаете? Потому что… — Она распрямилась и заставила себя закончить фразу: —…жалеете меня?

— Нет, совершенно нет! Я никогда бы не женился из жалости!..

Ответ прозвучал довольно искренне и даже пылко.

— Тогда почему? Простите, сэр, я не понимаю…

Он наклонился ближе.

— Не понимаете, Мэри? Вы — красивая девушка. Вы — именно та невеста, какую я искал.

Сердце забилось еще быстрее, хотя она и различила что-то странное в его голосе… что-то, похожее на горечь.

Как будто почувствовав ее неуверенность, Йэн сжал ее ладонь.

— Я желаю вас, Мэри. Я думаю, что даже такая невинная девушка, как вы, должна понять, что это такое.

— Я не знаю. Я не думаю, что…

Иногда, когда он смотрел на нее вот так… Зачем кого-то обманывать? Ее влекло к Йэну с того первого момента, как она увидела его на болотах. Даже узнав, что он — тот самый, пользующийся дурной репутацией лорд Грешник, Мэри ничего не могла с собой поделать. Этот человек продолжал притягивать ее как магнит.

Но ведь сейчас он просит ее выйти за него замуж! Разве это не доказывает его благородство? И если быть честной перед самой собой, разве — в глубине души — она не счастлива оттого, что такой красивый и сильный мужчина желает ее, Мэри Фултон?

Но она снова покачала головой и повторила растерянно:

— Я не знаю, что вам сказать, сэр…

Йэн приложил палец к ее губам.

— Просто скажите «да». Или вы предпочитаете будущее, о каком рассказывали мне? Вы хотите прожить всю свою жизнь в доме чужих людей, ухаживая за их детьми? Вы действительно этого хотите для себя, Мэри? Вы достойны лучшего! Вы созданы для лучшей доли, поверьте мне!

Мэри вытянула пальцы из его теплой руки и потерла лоб.

— Все это так неожиданно… Я не знаю, как ответить вам. Я даже не думала об этом…

Он резко встал и притянул ее к себе. Мэри была так ошарашена происходящим, что и не сопротивлялась.

Когда его губы легко прикоснулись к ее губам, жар стремительно разлился по всему ее телу. Ее рот приоткрылся, и его язык проник внутрь. Мэри застонала, прижалась к его крепкой груди, закрыла глаза — мир вокруг закружился.

Когда Йэн, наконец, отстранился, она с трудом открыла полные истомы глаза.

— Вы настаиваете на том, что не думали об этом, Мэри? — хрипло спросил он. — Вы не думали о том, что чувствуете, когда мы касаемся, когда целуем друг друга? С того первого поцелуя я не мог думать ни о чем другом.

— Я думала об этом…

Йэн снова привлек ее к себе, снова поцеловал. Он был таким сильным, таким надежным в этом незнакомом мире. Он предлагал ей шанс — иметь собственный дом, мужа… может, детей…

— Скажите, что выйдете за меня замуж! Его губы снова нашли ее рот. Эти губы вызывали в ней такие чувства, о которых она и не подозревала. Йэн чуть отстранился и повторил, подчеркивая каждое слово поцелуем:

— Скажите «да»… Мэри…

Не в состоянии думать ни о чем, кроме его волшебных объятий и поцелуев, задыхаясь, сдаваясь, она прошептала:

— Да, да! Я выйду за вас замуж.

Глава четвертая

Мэри сидела перед зеркалом в золоченой раме, едва смея верить, что отражавшаяся в нем женщина — она сама. Ее волосы были уложены в замысловатую прическу, лишь несколько тонких локонов спускались на шею и виски. Глаза сияли от возбуждения.

Она выходит замуж за Йэна! Правда, не потому, что любит его. О нет, на этот счет она не питает никаких иллюзий. Она выходит замуж потому, что это ее единственная возможность иметь дом, семью. К счастью, Йэн принимает ее такой, какая она есть, — со все ее прямотой, принципиальностью. Его не останавливает и ее образованность. А ведь те немногие мужчины ее круга, которых она знала, относились к этим качествам в женщине совершенно иначе.

— Теперь, Бетти, можешь идти, — услышала Мэри голос Виктории, и через минуту дверь за ее спиной закрылась.

Мэри встретила в зеркале встревоженный взгляд подруги.

— Дорогая, ты уверена, что хочешь этого? Нахмурившись, Мэри повернулась к Виктории:

— Да. Почему ты спрашиваешь? Я понимаю, все случилось неожиданно, но мне казалось, ты будешь радоваться за меня!..

Виктория сжала ледяные пальцы невесты.

— Да, но Йэн? Почему он? Вот этого я не понимаю!

Мэри встала и беспокойно зашагала по роскошной спальне, в которой провела предыдущую ночь.

— Виктория, почему ты так удивляешься моему согласию? Ведь ты сама подумывала выйти замуж за этого человека! — Мэри пристально вгляделась в подругу. — Ты говорила, что, несмотря на репутацию лорда Грешника, Йэн… — Она умолкла: как странно произносить вслух его имя, как приятно! — Ты чувствовала, что он — порядочный человек, что он может стать хорошим мужем.

— Но я любила Джедидайю!

Мэри раздраженно взмахнула руками.

— Ты рассеяла последние сомнения, какие у меня еще оставались.

Виктория рассмеялась, но смех прозвучал довольно печально.

— Наконец-то ты снова похожа сама на себя! Я не видела тебя такой уже много недель. Мэри, дорогая, я лишь хочу, чтобы ты все спокойно обдумала, не спешила. Ты ведь в трауре.

— Что касается траура… Папа не захотел бы, чтобы я ждала ради соблюдения приличий. Он считал, что смерть — просто переход в иной, лучший мир.

Виктория кивнула.

— Конечно, это так! Но я говорю сейчас о твоем душевном состоянии. Мэри, тебе следовало бы подождать, пока не утихнет боль потери. Я уверена, Йэн поймет, если ты решишь отложить свадьбу. Ты говорила обо мне… Я действительно думала о браке с Йэном, но это совсем другое дело! Я в то время любила Джедидайю. Ты же не любишь другого? Что будет, если ты полюбишь Йэна? Он красив, обаятелен!

— Я не совсем тебя понимаю, Виктория! Неужели так ужасно полюбить человека, за которого собираешься замуж?

Виктория быстро подошла к подруге, взяла ее руки в свои, вынуждая смотреть в глаза.

— Йэн заставит тебя полюбить его, Мэри, — причем без всяких усилий! Но я не уверена, способен ли он сам полюбить тебя или кого-то другого… Вот в чем твоя проблема!

Мэри на мгновение закрыла глаза. Конечно, сейчас Йэн ее не любит. Она не так глупа, чтобы не видеть этого! Да он и не говорил о любви! Он лишь признался, что желает ее. Неужели желание не сможет перерасти в нечто большее? Пройдет время, и, возможно, это произойдет.

Похоже, Виктория не понимает: это единственный шанс на все, что она сама, счастливая замужняя женщина, принимает как должное.

— Виктория, я знаю, ты любишь меня. Я также знаю, что ты желаешь мне счастья. Но позволь мне быть откровенной. У меня нет будущего. Я искала место гувернантки. Я даже написала несколько писем… — Виктория в ужасе открыла рот, но Мэри не дала ей ничего сказать. — Я знаю, ты хочешь, чтобы я жила здесь с тобой. Но я не могу пойти на это. Я должна найти собственное место в жизни. Я хочу иметь ребенка, дом. Йэн дал мне этот шанс. Да, он не любит меня, и я его не люблю, но, по крайней мере, он меня уважает. Пойми меня и позволь мне самой принять решение!

Виктория долго молчала, затем на ее губах появилась дрожащая улыбка, на глаза навернулись слезы.

— Хорошо. Я люблю тебя, Мэри, и буду молиться, чтобы этот брак принес тебе только счастье!

Мэри обняла свою подругу.

— Спасибо, милая!

— Ты так долго была со мной, делила и радости и горести, испытания девичества, потерю моей семьи, годы одиночества, пока я не нашла Джедидайю… Я буду скучать, Мэри! Мне будет так не хватать тебя!

— А мне — тебя!

Они снова крепко обнялись, затем Виктория отстранилась, ее лицо стало серьезным.

— Только запомни, что здесь, что бы ни случилось, тебя всегда ждет родной дом!

— Я запомню. И хочу, чтобы ты знала: это предложение значит для меня гораздо больше, чем я могла бы выразить словами! Спасибо тебе!

В дверь тихо постучали, появилась сияющая Бетти.

— Экипаж ждет, чтобы отвезти вас в церковь, миледи, мисс Мэри.

Церемония должна была состояться в той самой церкви, где каждое воскресенье в течение двадцати трех лет читал проповеди ее отец. Мэри знала, что отцу понравился бы ее выбор места для венчания.

Последняя ночь в Карлайле осталась позади. Йэн попросил сразу же после бракосочетания отправиться в его дом, и она согласилась. Синклер-Холл — сколько в этом названии красоты и надежности! — дом Йэна, скоро станет ее домом.

В последний раз, оглядев шелковое платье цвета слоновой кости, свадебный подарок Виктории, Мэри расправила свои изящные плечики.

— Идем?

Она снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Пышная юбка подвенечного платья, глубокое круглое декольте, кружевные оборки рукавов у локтей — все было украшено сотнями крошечных бутонов роз. Мэри чувствовала себя сказочной принцессой, и от этого происходящее казалось еще менее реальным.

Йэн сидел в экипаже напротив Мэри, откинув голову на бархатную спинку сиденья. Его взгляд скользил по лицу новобрачной. Они ехали вот уже несколько часов и пока обменялись лишь парой вежливых замечаний. С каждой милей волнение Мэри возрастало.

Она взглянула на мужа, затем отвернулась к окну и заговорила, нервно теребя золотистый бархат дорожного костюма, тоже подарка Виктории.

— Когда мы прибудем в Синклер-Холл?

— Где-то на третий день, — спокойно ответил он.

Мэри кивнула, теперь ее пальцы играли кружевами воротника. Йэн не смог удержаться и опустил взгляд на соблазнительную грудь, затем с трудом сосредоточился на словах Мэри.

— Я с нетерпением жду встречи с вашей семьей. Расскажите мне о них!

Йэн замер. Именно о семье он и не хотел говорить! Ни об отце, ни о Барбаре. Необходимо предупредить Мэри, что ее ожидает. А ожидает ее… не очень приятная обстановка.

— Я мало, что могу рассказать. Кузина Барбара и отец — вот и вся моя семья, живущая в Синклер-Холле. Я… мои отношения с отцом очень непростые. Он давно хотел видеть меня женатым.

— Вероятно, теперь ваши отношения улучшатся?

Йэн натянуто улыбнулся.

— Вероятно. Но не удивляйтесь, если вначале он не слишком обрадуется. Отец очень любит командовать всем и всеми.

Мэри прямо посмотрела в глаза мужа.

Надежда на самое лучшее ясно отразилась на ее лице.

— Мы вместе преодолеем его сопротивление, и, в конце концов, он увидит, что все хорошо!

Йэн кивнул. А может, она права? Что, если отец действительно смирится? Нервно дернув головой, он ответил с горячностью:

— Если граф позволит себе взглянуть на вас без предубеждения, увидеть вас такой, какой вижу вас я, Мэри, вряд ли он найдет в вас какие-нибудь недостатки.

Мэри покраснела и снова обратила взгляд на пейзаж за окном, а Йэн, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы о своей семье, хотя бы на данный момент, закрыл глаза и опустил голову на бархатные подушки.

Охотное согласие Мэри на его предложение отправиться в столь длительное путешествие сразу после брачной церемонии поразило его. Не требовалось долго всматриваться, чтобы увидеть ее бледность и понять, как она нервничает.

Все два дня перед свадьбой и даже во время церемонии Йэн не позволял себе ни на минуту усомниться в правильности своего решения. Правда, это было не так уж сложно, учитывая, сколько дел надо было организовать за короткий срок. Он добывал специальное разрешение на брак, самоуверенно отвечал на удивленные расспросы Виктории и Джедидайи, позаботился об этой поездке, нанимал людей для упаковки и отправки вещей Мэри.

Лишь один раз, да и то — мимолетно, подумал он о том, как отнесутся к этому браку его лондонские друзья и знакомые. Естественно, все изумятся, но быстро вновь погрузятся в водоворот непрерывных светских развлечений. Тщательно выбирая друзей и никогда не вмешиваясь в чужую жизнь, Йэн и не ожидал ничего другого, просто хотел избежать неприятных вопросов о своей личной жизни.

Он свободен! Он может делать все, что ему нравится, не обращая внимания на чужое мнение. Однако когда он увидел застенчивое ожидание в золотистых глазах Мэри, сомнения закрались в его душу. Он сделал этот решительный шаг, но в тот момент это казалось вообще единственным, что можно было сделать, ведь Мэри собиралась покинуть Карлайл!

Впервые Йэн подумал, не совершил ли он ошибку, убедив эту девушку выйти за него замуж так быстро. Справедливо ли это по отношению к ней? Будет ли она счастлива в Синклер-Холле?

Он не любит Мэри, но ведь он и не говорил о любви! Делая предложение, он лишь сказал, что желает ее. И она не сказала, что любит его. Просто он нашел именно такую жену, какую искал: умную, красивую, искреннюю. А ей этот брак давал надежду на лучшее будущее. Ее согласие было практически предопределено.

Но почему-то сейчас робость и возбуждение новобрачной смущали его. Он физически ощущал какую-то неловкость, словно собственная кожа была плохо пригнана по его фигуре…

Прочь сомнения! Конечно, он поступил правильно! Он должен радоваться тому, что Мэри неравнодушна к нему. Ее реакция на его поцелуи обещает незабываемую брачную ночь.

Что же касается отца… Он не позволит графу Синклеру управлять своей жизнью! Он выбрал Мэри, и милорду просто придется смириться с этим фактом.

Солнце катилось к горизонту. Экипаж отбрасывал длинные темно-серые тени на дорогу, деревья и живые изгороди, мелькавшие за окном. Когда лошади остановились перед входом в небольшую гостиницу, Йэн заботливо помог Мэри спуститься на землю и, не в силах сдержаться, ласково сжал ее дрожащие пальчики. Мэри неуверенно взглянула на него своими огромными глазами, и Йэн неожиданно почувствовал возбуждение. Боже, как же она прекрасна! Это прелестное личико, эта безупречная кремовая кожа — словно ожившая фарфоровая статуэтка.

— Я надеюсь, вы найдете эту гостиницу достаточно удобной.

Уголки ее губ неуверенно поползли вверх, и она поспешно отвела взгляд.

— Я не сомневаюсь, что вы правы, ми… Йэн.

Он заметил, как робко она назвала его по имени, и с изумлением осознал, какое испытал удовольствие. Его имя, о котором он никогда до сих пор особенно не задумывался, слетев с ее губ, прозвучало нежно и пронзительно-сладко.

Войдя в вестибюль, Йэн расписался в книге постояльцев и убедился, что в гостинице имеется отдельная столовая.

— Мы заказываем ее, — объявил он подобострастному хозяину.

Тот закивал седой головой.

— Прошу прощения, милорд, но это за отдельную плату. То есть если вы не возражаете, милорд.

Йэн пожал плечами и вынул из кармана золотую монету.

— Надеюсь, этого хватит на все.

Мужчина снова закивал, на этот раз с заискивающей улыбкой.

— Конечно, милорд, вполне хватит. И без колебаний зовите Джереми Такера, как только вам что-то понадобится.

— Я вскоре зайду обсудить меню. Мы с женой желаем получить лучшее, что вы можете предложить.

Хозяин гостиницы уважительно взглянул на Мэри.

— Как прикажете, милорд. Только самое лучшее! Моя жена — отличная повариха, милорд, так что не сомневайтесь!

Тучный хозяин почтительно проводил господ наверх, в отведенную им комнату. Оглядевшись, Йэн удостоверился, что им предложили лучшее, что здесь есть: огромная кровать из темного дуба; довольно чистый ковер, покрывавший почти весь пол; вполне приличные ночной столик, гардероб и кресла.

Напомнив, чтобы постояльцы не стеснялись обращаться к нему по любому поводу, хозяин с поклонами удалился. Йэн рассеянно кивнул. Его внимание было сосредоточено на Мэри, стоявшей в центре комнаты и старательно отводившей взгляд от постели.

Ее волнение теперь было так же осязаемо, как дым от сырых поленьев в камине. Тонкие руки, разглаживавшие янтарный бархат юбки, дрожали. Она была прелестна! Последние косые лучи заходящего солнца проникали в окно за ее спиной, золотя изящную фигурку, и Мэри, словно вся светилась. Золотая, и нежная, и прелестная… его жена. Она подняла одну руку и прижала ее к горлу. Йэн как завороженный смотрел на совершенный профиль, на чувственный изгиб губ, на обольстительную грудь под облегающим бархатным жакетом.

Господи, как же она соблазнительна! При этом совершенно не сознает своей власти.

Йэн шагнул к ней. Мэри оглянулась и тут же отвела затуманенные глаза. Он остановился как вкопанный. Он же не зеленый юнец! Он никогда не брал женщину ни силой, ни по принуждению. И не собирается начинать это сейчас с Мэри. Он будет нежно ухаживать за ней, и, когда они останутся наедине, она будет так же желать их близости, как и он.

— Если вы не возражаете, — тихо сказал Йэн, — я оставлю вас привести себя в порядок перед ужином. Как я сказал хозяину, мы будем ужинать в отдельной столовой внизу.

— Чудесно!

— Вы хотите, чтобы я зашел за вами, или предпочитаете встретиться со мной внизу?

— О, не волнуйтесь. Я найду дорогу.

Видимо, его спокойствие как-то передалось ей, она уже не выглядела такой встревоженной. Неужели она боялась, что он овладеет ею прямо здесь и сейчас? Но он не облек свои мысли в слова.

— Хорошо. Увидимся, скажем, через полчаса.

Мэри кивнула и робко улыбнулась.

— Да. Через полчаса.

К его бескрайнему изумлению, она покраснела, закрыла глаза и подняла к нему личико. Йэн не сразу понял, что она ждет его поцелуя, затем упрекнул себя за тупость. Мэри просто ведет себя так, как, по ее мнению, должна вести себя послушная жена.

Откуда этой девочке знать, какое жестокое сражение он только что провел со своей похотью? Йэн медленно наклонился и прижался губами к ее губам. Он хотел лишь слегка коснуться их, но Мэри была такой нежной, а он так старательно тушил пожар желания… Когда Мэри повернула голову, чтобы ему было удобнее, Йэн потерял и без того слабый контроль над собой. Он многое мог вынести, но после чудесного превращения неуверенной девушки в пылкую женщину сопротивляться был уже не в силах. Он крепче обнял жену и впился губами в ее сладкий рот.

Мэри прижалась к нему с опьяняющей страстью. Ее руки поднялись на его плечи, пальцы запутались в его волосах.

— Йэн, — выдохнула Мэри, когда он, оторвавшись от ее губ, осыпал жаркими поцелуями ее шею и грудь.

Не сейчас, не сейчас! Он закрыл глаза и собрал в кулак всю свою волю. Он даже не подозревал, что у него столько сил.

— Мэри, я должен идти вниз. — Он улыбнулся в ее потемневшие от страсти глаза. — Вы не задержитесь?

Она вспыхнула и робко улыбнулась.

— Я не задержусь.

Поцеловав в последний раз белокурую головку, Йэн покинул спальню. Спускаясь по лестнице, он заметил, как дрожат его руки, и снова приказал себе успокоиться. Через пару часов, не больше, она будет принадлежать ему.

Сначала Йэн обсудил меню с хозяином гостиницы и с удовольствием выяснил, что тот держит наготове свежие устрицы и мидии, а также бутылку довольно приличного вина. В конце концов, это свадебный ужин.

При мысли о том, как поразится отец, узнав, что сын женился — на дочери деревенского священника! — Йэн язвительно улыбнулся. Вряд ли Малькольм Синклер сможет оценить страстность и необыкновенный ум, которыми Мэри привлекла его сына. Эти мысли сменились сомнениями, мучившими его еще в экипаже… И Йэн заказал кружку эля.

Мэри вымыла лицо и руки, достала из саквояжа ночную сорочку и села в кресло дожидаться ужина, но чем чаще она вынимала из кармана часы, тем, казалось, медленнее тащились минуты.

Жена… Боже милостивый! Она, Мэри Фултон, теперь — жена! Жена Йэна Синклера…

Еще совсем недавно, ухаживая за отцом во время его болезни, она и не надеялась на что-либо подобное. Кому нужна бедная сирота? Но оказалось, что нужна. Нужна красивому, смелому, умному и… — Мэри густо покраснела — сильному мужчине. Она не знала, за что Бог смилостивился над ней, но не желала подвергать сомнению его решение. Если отец Йэна и не сразу одобрит их союз, то со временем, и он смирится. Даже предостережения Виктории Мэри затолкала так далеко, что теперь почти не слышала их. Когда пришел назначенный час, Мэри поднялась, пригладила бархатную юбку, и тут на нее нахлынула волна неуверенности. Она снова села. Прежде ей казалось, что время едва ползет, теперь же она нервничала из-за того, что надо спуститься к Йэну… ее мужу.

Упрекнув себя за ребяческое поведение, Мэри снова встала и решительно направилась к двери. Она вела себя достаточно глупо, когда они вошли в эту комнату: вся дрожа, опасаясь того, что может случиться. Нет причин тревожиться! Йэн был сама любезность и предупредительность с того момента, как сделал ей предложение. И таким он будет всегда!

Глава пятая

Столовая оказалась маленькой комнаткой с низким потолком, выглядевшей, вероятно, довольно обшарпанной при хорошем освещении. Но сейчас несколько свечей на столе и пламя в камине создавали приятную, даже уютную атмосферу.

Йэн встал.

— Мэри, вижу, вы нашли дорогу.

Она замешкалась у двери.

— Я… да, жена хозяина показала мне, куда идти.

Йэн указал на стол, накрытый на двоих:

— Вы готовы поужинать или предпочитаете подождать?

— Сейчас было бы прекрасно, — ответила она, хотя от волнения ей совсем никакие яства не полезли бы в горло. Но Йэн, вероятно, сильно проголодался, ведь они не ели уже довольно долго.

Йэн подошел к камину и позвонил в маленький серебряный колокольчик. Через мгновение дородная женщина с седыми волосами, затянутыми в опрятный узел, внесла тяжелый поднос. Не поднимая на гостей глаз, она расставила блюда, затем повернулась и присела в реверансе.

— Что-нибудь еще, милорд?

— Нет, пока нет, — ответил Йэн рассеянно, как показалось Мэри. — Если нам что-то понадобится, я позвоню.

Женщина снова поклонилась и вышла, однако Мэри, размышляя над отчужденным тоном Йэна, едва ли заметила ее уход. Она смотрела на красивое и почему-то совершенно бесстрастное лицо мужа.

Йэн спокойно указал на стол:

— Присядем?

Мэри пристальнее вгляделась в поданную еду. Их ждали свежий хлеб, суп из устриц и креветок, жареные куропатки и клубника со сливками.

Усевшись за стол, Мэри отчаянно пыталась найти подходящую тему для беседы — что угодно, лишь бы приглушить воспоминание о недавнем поцелуе в спальне, где им предстояло вскоре провести первую брачную ночь.

— Я надеюсь, что путешествие не займет больше времени, чем вы сказали. Черенки, которые я взяла из сада, нуждаются во влаге. Я бы не хотела, чтобы с ними что-то случилось. Они от розовых кустов, которые мама привезла с собой в Карлайл.

Йэн вежливо улыбнулся и приступил к аппетитной на вид еде.

— Вряд ли нашим планам что-то угрожает, но, если мы задержимся, я сделаю все возможное, чтобы вы остались довольны.

— Благодарю вас. Эти розы очень дороги мне. Надеюсь, когда-нибудь моя дочь возьмет их отростки в свой собственный дом. — И Мэри застенчиво улыбнулась.

Йэн окинул жену непроницаемым взглядом и снова уткнулся в свою тарелку, явно смущенный ее словами. Мэри покраснела — она зашла слишком далеко, упомянув о ребенке еще до первой брачной ночи!

Неожиданно Йэн заговорил, и она решилась поднять глаза.

— Мэри, вы помните вашу мать?

Она отрицательно покачала головой и ответила:

— Нет, по-настоящему не помню. Лишь смутное впечатление доброты, сердечности и аромат роз.

— Я не помню даже такой малости! Моя мать умерла, дав мне жизнь. — Голос Йэна звучал очень отчужденно, и Мэри снова показалось, что муж забыл о ее присутствии. — Я часто спрашивал себя, был бы мой отец… ну… был бы он другим человеком, если бы этого не случилось. — Йэн взглянул на нее, затем пожал плечами. — Может, он иначе реагировал бы на… на многое.

— На что именно? — отважилась спросить Мэри.

— На смерть моего брата. Хотя кто мог бы винить отца за то, что он не смирился и продолжает скорбеть о потере? Он… Малькольм был самым умным, самым талантливым, самым отзывчивым из всех, кого я знал. Его смерть оставила во мне мучительное чувство пустоты, которую никому не удалось заполнить.

Какая боль в его словах! Значит, призрак Малькольма продолжает преследовать этого загадочного мужчину? Как трудно поверить, что кто-то мог быть умнее и отзывчивее, чем человек, сидевший сейчас напротив нее. Просто его воспоминания окрашены тем обожанием, которое младший брат испытывал к сильному и любящему старшему.

— Да и разве кто-нибудь посмел бы винить моего отца за то, что он не выносит даже вида того, кто, по его мнению, ответствен за потерю самого ценного в его жизни?

Мэри побледнела.

— Йэн, я не понимаю вас, — с несвойственной для себя осторожностью произнесла она. — Вы полагаете, что ваш отец считает вас виновным в смерти брата?

Йэн посмотрел на нее затуманенным взглядом и ответил:

— Полагаю ли я, что отец считает меня виновным в смерти Малькольма? В некотором смысле — да!

— Но почему? Можете ли вы рассказать мне, что случилось?

Йэн долго молчал, глядя на пламя свечи, и, наконец, сказал:

— Я не вижу пользы в подобных разговорах. Это случилось так давно, что лучше бы забыть. Достаточно сказать, что произошел несчастный случай. В результате я два дня лежал без сознания. Когда я пришел в себя, определенные выводы уже были сделаны. Никто не потребовал от меня объяснений, и, мне кажется, уже поздно объяснять что-либо.

— О, Йэн, мне так жаль! Но если есть что-то, что вашему отцу следует знать, ваши отношения могли бы улучшиться…

Йэн резко оборвал ее, его лицо словно окаменело.

— Это был несчастный случай! Больше мне нечего сказать. Я не желаю обсуждать это с вами или… с кем бы то ни было. Ни сейчас, ни в будущем!

Мэри не ожидала такой резкости. Она поднялась, желая скрыть свою боль.

— Хорошо. Я не буду больше беспокоить вас расспросами. Если не возражаете, я поднимусь в свою комнату. Я устала.

Йэн тоже встал, явно пытаясь преодолеть свое мрачное настроение.

— Мэри, простите меня! Просто вы не понимаете… Не все можно обсуждать. Есть события, которые я предпочел бы забыть навсегда.

— Как пожелаете!

Когда Йэн обошел стол и загородил ей путь к двери, Мэри не сдержалась и взглянула ему прямо в глаза. Выражение его лица изменилось, глаза потеплели, стали ласковыми.

— Мэри, простите, я не хотел обижать вас, не хотел расстраивать из-за того, что случилось давным-давно и живет лишь в памяти двоих людей. Эта тема совершенно не стоит вашего внимания.

Мэри показалось, что она тонет в темных озерах его глаз, опушенных густыми черными ресницами, и она осмелилась высказать то, что было у нее на душе.

— Меня тревожит все, что делает вас несчастным, Йэн. Ваши беды — мои беды.

Он взял ее руку и прижал к своей груди.

— Мэри, вы такая изумительная смесь нежности и силы, и вы так проницательны! Мне придется тщательнее следить за своими словами, чтобы сохранить ваш душевный покой. Однако я чувствую, что ваша забота может излечить любую рану. Вы достойны самого лучшего. Господи, почему вы вообще согласились выйти за меня замуж?

Ее сердце словно перевернулось в груди. Неужели он когда-нибудь сможет хоть немного полюбить ее? Как же хочется в это верить! Робкая надежда согрела ее сердце, и своим ответом она невольно выдала больше, чем хотела бы:

— Потому что мне необходим был кто-то, о ком я могла бы заботиться, Йэн. Кто-то, кто заботился бы обо мне. Я расспрашивала вас потому, что хочу стать частью вашей жизни, вашей семьи.

И тут он осознал, наконец, что так мучило его весь этот день. Как ни отмахивался он от дурных предчувствий, в глубине души Йэн знал, что этой девушке предстоит испытать горечь обид и оскорблений. Разговор с Мэри о смерти брата живо напомнил ему, как суров старый граф. Он не отнесется с уважением к женитьбе на Мэри, как вообще не уважал ни одно из решений сына.

Йэн искренне сказал, что Мэри заслуживает самого лучшего. На что же он обрекает эту чудесную девушку? Он должен освободить ее от себя! Они добьются признания брака недействительным! Потом он устроит ее будущее, обеспечит приличным содержанием. Это единственный способ исправить создавшееся положение. Мэри должна быть свободна! Ведь именно ее независимость привлекла и его с самого начала.

Он осторожно отвел ее руку от своей груди и сказал:

— Мэри, пройдем в нашу комнату. Я должен вам кое-что сказать.

Ее ресницы затрепетали, щеки залились легким румянцем. Йэн нежно пожал ей руку, поняв ее мысли. Но теперь он не собирался овладеть ею, какое бы разочарование ни испытывал, потеряв надежду на утоление страсти — своей страсти и страсти, дремлющей в ней.

— Окажите любезность, дайте мне несколько минут перед тем, как подниметесь в комнату. — Ее голос прозвучат хрипловато.

Когда через пятнадцать минут Йэн постучал, то почти не расслышал ее ответа. Он вошел, медленно прикрыл за собой дверь, собираясь с силами для неизбежного разговора, но, когда увидел Мэри, решимость покинула его.

Она стояла у окна в темноте и ни одним движением не показала, что слышала, как он вошел. Но Йэн знал, что она слышала. Он смотрел на нее и не мог пошевелиться.

Она сняла дорожный бархатный костюм и теперь стояла перед ним в прозрачном белом пеньюаре. Если его глаза не сыграли с ним шутку, под пеньюаром почти ничего не было. Он видел очертания ее стройных ног и бедер. Ее золотые волосы струились роскошным водопадом, соперничая с пламенем свечи. Подобное видение не могло не разжечь страсть в любом мужчине, но Йэн должен проявить благородство. Ради блага Мэри он попытался подавить вспыхнувшее желание.

В своей решимости сказать ей правду и освободить ее Йэн не подумал, что девушка приготовится для того, чтобы лечь в постель… брачную постель. Он кинул на нее взгляд и обнаружил, что покрывала приглашающе откинуты.

Йэн сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Какой он идиот! Он не предусмотрел одного: физического желания.

Нет, он поступит честно, сказав Мэри, что хочет прекратить этот короткий брак. Однако необходимо соблюдать осторожность, чтобы Мэри поняла: в этом нет ее вины.

Йэн приблизился к ней, не в силах оторвать взгляд от изящной спины, гордо вскинутой головы… Когда он остановился, Мэри неожиданно повернулась. Ее глаза были закрыты, лицо поднято к нему, волосы отброшены на спину, открывая соблазнительную грудь над глубоким вырезом пеньюара. От такой красоты желание Йэна вспыхнуло с новой силой.

Боже милостивый, она хочет, чтобы он поцеловал ее! Желание ударило в его чресла. Он не мог пошевелиться, не мог заговорить, уже не считая того, что не мог больше сдерживаться. С первого взгляда на нее там, на болотах, он постоянно хотел эту женщину, представлял, как погружается в ее изумительное тело, ожидающее пробуждения.

Удивленная его неподвижностью, Мэри открыла глаза и взглянула на мужа. В ее золотистых глазах светилось робкое приглашение — как он мог отказать? Она положила ладонь на его руку и ласково, тихо, безусловно ободряя, произнесла:

— Нет нужды ждать. Я не боюсь стать вашей женой.

Йэн совсем потерял голову. Его руки сами собой сомкнулись вокруг нее, и он притянул к себе тоненькую фигурку. Мэри вздохнула и прижалась к нему, нежная, соблазнительная женщина… его женщина, его жена.

Один тот факт, что этот мужчина обнимает ее, казался Мэри нереальным, как будто она видит сон. Те несколько минут, что она провела одна в этой спальне, готовясь к первой брачной ночи, Мэри размышляла над их разговором. Йэн очень резко заявил, что не хочет обсуждать с нею свои проблемы. Однако потом он так мило извинился. Разве это не признак того, что он начинает немножко уважать ее?

Она весь день гадала, что принесет эта ночь. Да, она нервничала, но в ней не было страха. Можно сказать, что ожидание было приятным. Мэри было даже интересно: почувствует ли она то же, что чувствовала, когда он целовал ее?

Только услышав, как муж вошел в комнату, Мэри осознала, что момент открытий настал, и ее охватила робость. И вот Йэн подошел к ней, и она поступила так, как подсказала интуиция, явно дав понять, что готова стать его женой во всех смыслах этого слова.

Его страстная реакция смела всю ее нервозность, вызванную отсутствием опыта. Когда его губы прижались к ее губам, нежно пробуя, лаская их, она обнаружила, что отвечает, и была вознаграждена его благодарным шепотом:

— О да, моя Мэри! Ты так быстро учишься!..

Дрожь удовольствия пробежала по ее спине от таких сладостных слов. Она обвила руками его шею и еще сильнее прижалась к нему, тихо выдохнув:

— Йэн…

Он вздохнул, лаская сильными длинными пальцами ее тело, вызывая восхитительное покалывание кожи, затем обхватил ее бедра и крепко и в то же время нежно прижал к себе еще сильнее. Мэри почувствовала его возбуждение и задохнулась, когда жаркая волна окатила ее бедра.

Йэн положил руки на ее плечи, обвел потемневшим взглядом ее лицо. Мэри ослабела и закрыла глаза, боясь потерять сознание.

Йэн осторожно потянул пояс ее пеньюара, и она посмотрела вниз, охваченная неожиданной застенчивостью. Быстрые пальцы мужа легко преодолевали преграду. Теперь лишь тонкая ночная сорочка защищала ее от его обжигающего взгляда. Ее грудь затвердела, и Мэри покраснела, не смея взглянуть на мужа.

В следующий момент она почувствовала, как ласковые пальцы берут ее под подбородок, повелительно поднимая ей голову, и осмелилась посмотреть в глаза Йэна.

— Никогда не стыдись своих реакций на мой взгляд, мое прикосновение, мои поцелуи. Они доставляют мне удовольствие. Ты доставляешь мне наслаждение, Мэри Синклер.

Долго-долго не могла она оторваться от его глаз, словно проникающих в самую ее душу. Не отводя взгляда, Мэри скинула сорочку с плеч на пол и переступила через нее, прижавшись к нему телом, губами, не в состоянии облечь в слова все те чувства, что он заставил ее ощутить.

Йэн подхватил ее на руки и отнес на кровать, осторожно опустил, склонившись над ней, покрывая поцелуями ее шею, и Мэри откинула назад голову, вздыхая от наслаждения. Она закрыла глаза и вновь открыла их, только когда его губы оторвались от нее.

Йэн скинул сюртук, затем батистовую сорочку, и Мэри увидела его обнаженную грудь, покрытую темными волосами. Как же он прекрасен, как мужествен! Но, ошеломленная неведомыми чувствами, она будто лишилась голоса и смогла лишь протянуть руки, застонав, когда Йэн вернулся к ней.

Его жаркие губы приникли к ее груди, его язык лизнул один затвердевший сосок, его ладонь сомкнулась на второй груди, и новая волна захлестнула ее. Йэн ласкал большим пальцем один сосок и нежно сосал другой, пробуждая ее желание. С каждой лаской тело Мэри становилось все напряженнее, а душа смягчалась — словно ее плоть знала что-то, чего не знала она сама.

Мэри чуть не задохнулась, когда Йэн положил ладонь на ее дрожащий живот. Его пальцы скользнули ниже, лаская ее бедра, и глубже… и сменились его губами. Мэри вскрикнула и вцепилась в его волосы, и они заскользили сквозь ее пальцы.

— Йэн, о, Йэн!

И он начал ласкать ее бархатистым, чуть шершавым языком, и она уже не знала, где кончается Йэн и начинается Мэри. Его тело стало частью ее тела, от его ласк острое наслаждение уводило ее все выше — к цели, названия которой она не знала. И когда подъем вдруг прервался, она замерла и растворилась в бурлящих волнах наслаждения, захлестнувшего и пронзившего ее.

Когда Мэри медленно пришла в себя, то обнаружила, что Йэн крепко обнимает ее, нежно гладя по волосам. Она вздохнула и открыла глаза. Он смотрел на нее, но она уже не смущалась, не испытывала неловкости, ибо в его глазах не было ничего, кроме нежности.

Йэн коснулся ее лица.

— Как же ты прекрасна, как светятся твои глаза. Я знал, что так будет…

— Йэн, ты заставил меня почувствовать… Я не знала, что так может быть…

Он приложил палец к ее губам.

— Дорогая, это далеко не все. Я только подготовил твое тело.

— Что ты хочешь этим сказать? Как я смогу вынести?..

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я научу тебя.

Его поцелуй из нежного стал страстным, и Мэри с изумлением и восторгом поняла, что пожар в ее теле разгорается заново. Через считанные мгновения она уже задыхалась от страсти, готовая к избавлению, подобному тому, какое только что испытала. Дыхание Йэна тоже участилось, глаза его потемнели, он приподнялся над ней, и Мэри инстинктивно раздвинула ноги, чтобы принять его. Она смутно представляла, что ее ждет боль, но Йэн скользнул в ее тело, почти не причинив неудобства. Он застыл над ней. Это стоило ему таких усилий, что капельки пота выступили над его верхней губой.

— Как ты?

Мэри приподняла голову, чтобы поцеловать его.

— Прекрасно, Йэн. Иди ко мне скорее.

И он уже двигался внутри ее, и скоро она подхватила ритм этого древнего как сама жизнь танца. И, казалось, всего через несколько мгновений тело Мэри словно взорвалось, ослепив ее вспыхнувшим наслаждением. Йэн замер над ней, и она услышала его стон.

Мэри открыла глаза, когда он чуть обмяк, удерживая на весу тяжесть своего тела. Она хотела обнять его и притянуть на свою обнаженную грудь, но Йэн перекатился в сторону.

В следующий раз она обязательно скажет, чтобы он не боялся задавить ее, пообещала себе Мэри. Йэн всегда будет рядом с ней, будет заботиться о ней и доставлять ей наслаждение.

Она счастливо вздохнула, когда он притянул ее к себе, и положила голову на его грудь, слушая, как быстро бьется его сердце под ее щекой. Йэн потянулся и положил ее ногу на свое бедро, ласково поглаживая атласную кожу. Пальцы Мэри запутались в его шелковистых волосах, и эти прикосновения показались ей почему-то еще более интимными, чем то, что они только что испытали вместе.

Теперь она настоящая жена Йэна и имеет право так касаться его!

От этой мысли новая сладкая боль пронзила ее грудь. И с этой сладкой болью, согревающей ее изнутри, Мэри закрыла глаза и заснула.

Глава шестая

Когда на следующее утро она проснулась, Йэна не было в постели, но воспоминание о прошедшей ночи оставалось ошеломляюще ясным. Быть рядом с ним, иметь право касаться его, испытывать радость от его ласк всю оставшуюся жизнь — эта мысль наполняла ее счастьем.

Мэри как раз завязывала ленты шляпки, когда в дверь постучали. Сердце ее затрепетало.

— Йэн?

— Мэри, могу я войти?

Она удивилась его официальности, но застенчиво отозвалась:

— Пожалуйста.

Дверь открылась, и Йэн нерешительно остановился на пороге.

— Хозяин накрыл завтрак в маленькой столовой. Если ты готова, мы можем спуститься.

Он вел себя так сдержанно, что ей стало немного не по себе. Она внимательнее вгляделась в мужа, но не смогла определить, что же ее встревожило. Его темные глаза смотрели на нее спокойно, однако Мэри не могла избавиться от ощущения, что что-то случилось.

— Что произошло, Йэн? Я чем-то расстроила тебя?

Йэн чуть скривил рот и уставился в пол, а когда снова взглянул на нее, лицо его было серьезным.

— Нет, Мэри, ты не сделала ничего плохого. Просто я озабочен путешествием в Синклер-Холл. Прости, если я создал неверное впечатление. Я не нахожу в тебе абсолютно никаких недостатков, из-за чего бы я мог расстроиться, — сказал он, смущенно потирая шею.

Это движение привлекло взгляд Мэри. Прошлой ночью она играла нежными волосами на его затылке без всяких угрызений совести. Румянец окрасил ее щеки, когда она вспомнила все остальное, что делала в порыве страсти. Всегда ли люди испытывают застенчивость после такой ночи? Мэри не с чем было сравнивать, и, конечно, она не могла спросить Йэна. Одно она знала наверняка: если стоять друг против друга, испытывая неловкость, ничего не изменится.

— Мы можем позавтракать сейчас, — сказала она, не глядя на него.

— Я прикажу, чтобы погрузили твой багаж. Тогда сразу после завтрака мы отправимся.

Его вежливые слова и выражение лица должны были бы успокоить ее, но по какой-то необъяснимой причине этого не произошло.

Может быть, Йэн озабочен путешествием гораздо больше, чем она думала раньше, сказала себе Мэри, спускаясь вслед за ним по лестнице. И, может быть, Йэна не столько волнует само путешествие, сколько прибытие к конечной цели, если вспомнить о его отношениях с отцом… Мэри решила пока не думать об этом.

Следующие два дня они удалялись на восток все дальше от Карлайла, все дальше от той жизни, которая была знакома Мэри. Йэн был вежлив и даже что-то рассказывал о рыбацкой деревушке, около которой вырос. Но к жене он больше не прикасался.

Да, он был внимателен, предупредителен, делал все, чтобы ей было удобно, только заказывал две комнаты: одну для себя и другую для нее. Может, думала Мэри, он, таким образом, выражает свою заботу о ней?

Йэн говорил, что Синклер-Холл находится в Линкольншире на побережье, поэтому — ближе к концу путешествия — Мэри не удивилась, почувствовав острый запах моря и соли.

Йэн ясно дал понять, что не желает вспоминать время, проведенное в родном доме. Когда ему было семнадцать лет, он уехал к бабушке в Лондон, и, хотя он не говорил об этом прямо, у Мэри сложилось впечатление, что его отъезд был связан со смертью брата и последующим разрывом с отцом.

Она не стала задавать вопросы и лишь сказана:

— Я буду счастлива познакомиться с жителями деревни. Я всегда получала удовольствие, помогая прихожанам отца, и уверена, что подобная работа будет вдвойне полезна теперь, когда я твоя… жена. — Она застенчиво улыбнулась. — Я с нетерпением ожидаю приезда в Синклер-Холл.

Йэн долго и как-то странно смотрел на нее.

— Мэри, прежде чем мы приедем в Синклер-Холл, ты должна кое-что узнать. Это касается моей кузины Барбары. — Заметив ее озадаченный взгляд, он заговорил быстрее: — Мой отец… мой отец почему-то решил, что я когда-нибудь женюсь на ней.

Мэри словно окатили ведром холодной воды.

— Господи, Йэн! А как она сама понимает свое положение? Она ждет, что ты… женишься на ней?..

— Нет! Я не давал ей никакого повода. — Его губы сжались. — Отец, несомненно, рассердится, узнав о срыве своих планов, но Барбара прекрасно понимает, что для меня она лишь кузина, и больше ничего.

Уверенность Йэна несколько успокоила Мэри, а сообщение о планах отца, наконец, объяснило его непонятное волнение. Конечно, ей следовало бы расспросить подробнее, но странная сдержанность Йэна заставила ее промолчать. Последние дни пронеслись как в тумане, и ее чувства словно притупились.

Мэри озадаченно нахмурилась, когда Йэн спросил, не возражает ли она против продолжения путешествия.

— Кажется, ты говорил, что мы переночуем в гостинице, чтобы приехать в Синклер-Холл при свете дня.

Йэн отвел взгляд.

— Еще не поздно, и мы уже близко. В этих обстоятельствах кажется глупым спать в гостинице.

— Если ты считаешь, что так лучше, я не возражаю, — кивнула Мэри, пытаясь скрыть разочарование. Она хотела произвести как можно лучшее впечатление, а теперь появится перед новыми родственниками усталой, покрытой дорожной пылью.

Не заметив ее разочарования, Йэн открыл окно и приказал кучеру гнать лошадей.

Вскоре в экипаже стало так темно, что Мэри не могла различить черты лица мужа, но фонарь Йэн не зажег, просто сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку сиденья, — должно быть, спал.

Мэри тоже закрыла глаза, но заснуть не могла. Скоро она приедет в свой новый дом, и начнется новая жизнь. Конечно, возникнет немало проблем, но что они значат в сравнении с тем фактом, что она никогда не испытает одиночества! У нее будет Йэн и семья, которую она сможет назвать своей.

Йэн не спал. Да и как он мог спать, сидя напротив женщины, которую назвал своей женой, если его терзало нестерпимое желание овладеть ею прямо в экипаже!

Но нет! Он не даст воли своим страстям. Он и так уже страшно несправедливо обошелся с Мэри. Он не имел права изливать на нее свою безмерную похоть.

Горькие мысли владели Йэном. Он и упрекал и убеждал себя одновременно. С той самой ночи, когда они занимались любовью, он беспрестанно думал о Мэри. Их близость ошеломила его, ни о чем подобном он не смел и мечтать, не думал никогда, что подобное вообще возможно.

Последние два дня Йэн делал все, что в его силах, чтобы подавить физическое желание и обращаться с женой с уважением, но время шло, а задача не становилась легче.

Столько лет он хотел, чтобы кто-то заботился о нем, не пренебрегал его чувствами. Искреннее внимание, с каким Мэри слушала рассказ о смерти его брата, убедило его: эта женщина не безразлична к чужим страданиям. Именно поэтому Йэн не остановился в гостинице еще на одну ночь. Он боялся, что не выдержит — не сможет отказать ни ей, ни себе.

Экипаж накренился, и их ноги столкнулись. Йэн, вздрогнув, отодвинулся и открыл глаза, отчаянно выискивая хоть что-то, что могло бы отвлечь его от жара, вызванного этим нечаянным прикосновением… Его горящий взгляд встретился с глазами жены, даже в темноте сияющими, как два прозрачных озера, полных расплавленного золота. Йэн не нашел в себе сил отвернуться.

— Йэн, в чем дело? Что случилось? Что я сделала?..

— Мэри, я должен кое-что объяснить… Много лет я вел… э… не очень образцовую жизнь. Ты знаешь, что меня называли лордом Грешником — и враги, и друзья. Боюсь, это имя было вполне заслуженным. — Его лицо стало очень серьезным. — Я говорил тебе, что с той жизнью покончено. Я хочу начать все сначала.

— Да, но что?..

— Пожалуйста, не прерывай. Мне очень нелегко говорить. Я… ну… у меня было много любовных связей.

Мэри все же прервала его, и он еле расслышал ее слабый голос:

— Понимаю: я не удовлетворяю тебя… Йэну не надо было видеть ее румянец, чтобы ощутить, как сильно она покраснела, и он бросился разубеждать ее:

— Наоборот! Ты доставляешь мне неизмеримое удовольствие, Мэри Синклер. — Она упрямо не смотрела на него, и он продолжил: — Ты должна поверить мне хотя бы в этом. Я пытаюсь сказать, что близость с тобой принесла мне большее удовлетворение, чем я мог даже вообразить.

Мэри, наконец, решилась взглянуть на него. Ее глаза засияли еще ярче.

— Мэри, ты — необыкновенная, и я не желаю использовать тебя лишь для удовлетворения своих физических потребностей. Я хочу обращаться с тобой с тем уважением, какого ты заслуживаешь. Ты — моя жена, но прежде, чем мы продолжим наши физические отношения, я хотел бы продемонстрировать тебе, как много ты для меня значишь…

Йэн продолжал свои мучительные признания, не сводя глаз с ее лица. Как эта женщина может понять меня, с горечью спрашивал он себя, если не знает всей правды… не знает, что я подло использовал ее!

А именно это он и не мог ей сказать! Если она узнает правду, он не вынесет ее боли и ненависти. Он должен сделать все возможное, чтобы искупить свою вину, то есть отказаться от того, чего желает больше всего на свете, — отказаться от ее сладких объятий.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что моя сдержанность — лишь проявление величайшего к тебе уважения?

Мэри холодно кивнула, опустив взгляд на свои сцепленные руки.

— Если таковы твои намерения, я могу лишь чувствовать себя польщенной, не так ли?

Мэри нахмурилась, и, хотя Йэн услышал то, чего добивался, он понял, что замешательство ее не прошло, может, даже усилилось. А он не знал, что еще сказать: он жил в аду, который создал своими собственными руками, и не видел выхода из него.

Йэн снова откинулся на подушки и закрыл глаза.

Несколько часов спустя экипаж повернул направо.

— Мы почти приехали, — пробормотал он.

Она только кивнула, видимо, не в силах говорить, но высоко держала голову, и Йэн — в который уже раз — восхитился силой ей духа.

Мэри подавила нервозность, поднимавшуюся в ней тошнотворными волнами. Это ее новый дом, и она смело начнет свою новую жизнь, как и собиралась.

Из слов Йэна она поняла, что будет нелегко. Кажется, он сказал, что воздерживается от физических отношений с ней из уважения? Это было так неожиданно! Конечно, ее обрадовало, что он считает ее особенной, лучше других женщин, которых знал. Но откуда это смутное ощущение какой-то неправильности, несоответствия?

Экипаж остановился, и у нее больше не было времени на размышления. Йэн вышел первым и повернулся подать ей руку. Мэри сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула и, спустившись на землю, вгляделась в темноту. Ей удалось лишь разобрать, что дом очень большой. Затем парадная дверь открылась, и на крыльце появился высокий, очень худой мужчина в черном одеянии, с огромным канделябром.

Пока Йэн вел Мэри к дому, поддерживая ее за талию, мужчина вглядывался во вновь прибывших, и его лицо в неверном свете свечей казалось изможденным и таинственным.

— Добрый вечер, Уинслоу, — сказал Йэн, поднявшись по лестнице.

Мужчина нахмурился и еще выше поднял канделябр.

— Господин Йэн?

— Да.

Слезящиеся глаза мужчины устремились на Мэри.

— Добро пожаловать домой, сэр. Мы вас не ждали.

— Понимаю. Мой отец дома?

— Да, сэр, он дома.

Мужчина снова взглянул на Мэри, и снова Йэн не представил ее. Хотя муж ничем не выдал своих мыслей, Мэри была уверена, что сначала он хочет сообщить об их браке отцу.

— Проводи меня к нему. А потом, пожалуйста, попроси миссис Морган приготовить мою комнату и соседнюю.

— Как пожелаете, милорд.

Слуга бросил еще один быстрый взгляд на Мэри, но снова промолчал. Очевидно, в этом доме прислуге не позволяли забывать свое место.

Их провели по темному коридору. Уинслоу тихо постучал в одну из дверей, затем открыл ее. Из-за спины мужа Мэри увидела мрачную гостиную, освещенную лишь несколькими свечами, и двух ее обитателей: пожилого мужчину и женщину с темными волосами, собранными на шее в тугой узел.

Подняв глаза и заметив Йэна, мужчина, высокий и широкоплечий, поднялся с дивана:

— Йэн!

В его голосе послышалось удивление и что-то еще. Мэри даже показалось, что она различила тщательно скрываемую радость.

Муж стоял молча, без улыбки, и выражение лица пожилого мужчины изменилось, ожесточилось. Его кустистые седые брови вопросительно поднялись.

— Какой сюрприз! Давно ты не баловал нас своим присутствием.

Мэри почувствовала, как окаменел Йэн.

— Отец, я тоже рад вас видеть!

Насмешливость его приветствия не прошла мимо ушей старшего Синклера. Поколебавшись мгновение, он направился к сыну. Йэн притянул к себе Мэри, и только тогда Малькольм Синклер увидел ее. Он окинул ее холодным взглядом, но она не дрогнула.

Йэн выдавил вежливую улыбку.

— Отец, я хотел бы познакомить вас с Мэри… моей женой.

Старший Синклер резко остановился и перевел взгляд на сына.

— Твоей женой?

Улыбка Йэна стала шире, и Мэри с тревогой посмотрела на мужа. По ее мнению, он слишком явно наслаждался смятением отца.

Граф нахмурился и теперь глядел на сына с выражением, которое Мэри и не надеялась понять. Она лишь продолжала изучать своего свекра. Это был высокий мужчина — несмотря на возраст, сохранивший стройность и гордую осанку, очень похожий на Йэна. Только его темные волосы были сильно тронуты сединой, а голос был чуть грубее. Он казался разгневанным, но Мэри заметила глубокую тоску в его глазах и неожиданно почувствовала к нему симпатию.

В этот момент прозвучал недоверчивый женский голос:

— Твоя жена, Йэн? Что значит — твоя жена?

Мэри перевела взгляд на высокую узколицую женщину в темно-синем платье. В ее темных ошеломленных глазах светилась боль человека, неожиданно узнавшего, что его предали. Кузина Барбара, поняла Мэри. Но почему она считает себя обманутой? Граф хотел женить сына на кузине, но Йэн уверял, что сама Барбара не питает подобных надежд. Теперь же реакция этой женщины не оставила у Мэри никаких сомнений в том, как сильно ошибался ее муж.

Йэн, не сводивший глаз с отца, казалось, не замечал кузину.

Внушительный Малькольм Синклер приблизился к сыну.

— Когда состоялась свадьба? Мы виделись в Лондоне всего три недели назад, и ты не упоминал ни о браке, ни об этой даме!

— Мы с Мэри поженились три дня назад.

— Понимаю…

Мэри отметила про себя тот факт, что Йэн не потрудился ответить на вторую часть вопроса милорда, и решила сама восполнить этот пробел. Она не собиралась оставаться безмолвной марионеткой, тем более что они говорили о ней так, словно ее не было рядом.

— Йэн и я знакомы не столь долго, сэр, — спокойно произнесла Мэри, — но уверена, это обстоятельство не помешает нашему браку.

Малькольм Синклер окинул ее оценивающим взглядом.

— Итак, у девушки есть язык.

— Есть! — уверила его Мэри.

— И откуда же вы взялись, Мэри? — спросил граф, продолжая внимательно изучать ее. — Как вы познакомились с моим сыном?

Мэри гордо вскинула голову.

— Мы с Йэном встретились в Карлайле.

— Мэри — близкая подруга Виктории Торн, дочери герцога Карлайла, — прервал ее Йэн. — Я ездил в Карлайл вручить лошадь, которую муж Виктории купил ей на день рождения. Я решил доставить подарок лично, поскольку эта пара — мои друзья.

— Карлайл… — Граф задумчиво нахмурился. — А ваша семья, стало быть…

Мэри задрала нос еще выше.

— Фултон. Мой отец много лет — до своей недавней кончины — служил викарием в Карлайле. — И Мэри сглотнула комок, подступивший к горлу. Она не желала выказывать слабость перед этим человеком.

— Дочь викария?

Барбара зажала рот изящной ладонью и ошеломленно уставилась на Йэна. Граф совсем помрачнел.

Затянувшееся молчание прервал Йэн:

— Если не возражаете, отец, я хотел бы устроить Мэри в ее комнате, пока она не подверглась еще большим оскорблениям. У нас был очень длинный день, и она устала.

Мэри мысленно поблагодарила мужа. Да, она устала, а оказанный ей холодный прием оказался куда более болезненным, чем можно было предположить.

— Пожалуйста, спроси миссис Морган, приготовила ли она комнату для моей жены, — обратился Йэн к кузине.

Та замотала головой.

— Йэн, я…

В этот момент раздался уверенный голос:

— Приготовила, господин Йэн! И как вы просили, я поместила вашу жену в комнату рядом с вашей спальней.

Мэри обернулась и увидела пышущую здоровьем пожилую женщину, одетую во все черное, за исключением ослепительно белого фартука. Когда их взгляды встретились, женщина ослепительно улыбнулась.

— И позвольте сказать, сэр, я счастлива видеть вас дома с женой! Это самый радостный день в моей жизни!

Наконец, подумала Мэри, кивая в ответ, хоть одно приветливое лицо.

— От всей души благодарю вас, миссис Морган. Я рад, что хоть кто-то счастлив. — Йэн улыбнулся.

— Я счастлива, не сомневайтесь! — Женщина подошла к Мэри и почтительно поклонилась. — Если вы пойдете со мной, миледи, я покажу вам вашу комнату.

Мэри робко улыбнулась ей и на мгновение прикрыла глаза, чтобы удержать навернувшиеся слезы. После огромных усилий сохранить хладнокровие в такой напряженной обстановке от доброты этой женщины она чуть не расклеилась. Но Мэри Фултон не позволит никому увидеть, как сильно она оскорблена, не доставит новым родственникам подобного удовольствия!

— Если не возражаете, отец, я тоже поднимусь в свою комнату.

Не дожидаясь ответа, Йэн взял жену под руку, и они вышли из комнаты вслед за миссис Морган. Вернувшись в холл, они поднялись по широкой лестнице. От верхней площадки, устланной ковром, в разные стороны вели два коридора. Они свернули налево.

Массивная мебель, темные занавеси, портреты суровых предков на стенах — какой мрачный дом!

Вскоре домоправительница остановилась перед одной из дверей, открыла ее и отступила.

— Это будет ваша комната, миледи. Мэри вошла первой. Комната была ярко освещена, кровать приготовлена к ночи. Мэри с изумлением смотрела на пышную обстановку. Здесь, как и везде, мебель была массивная, но белая, с золотыми инкрустациями. Голубое парчовое покрывало на постели гармонировало с рисунком обоев — золотыми веточками плюща на голубом фоне. Ковер — кремовый с голубым, кресла обиты кремовой парчой. Золотые шнуры с кисточками удерживали голубые, с рисунком цвета слоновой кости, шторы.

Но не изысканность спальни ошеломила Мэри. Эта комната очень сильно отличалась оттого, что она успела увидеть в мрачном доме.

— Прекрасно, не правда ли? Эта комната и моя, — Йэн показал на дверь, ведущую в соседний покой, — две из немногих, которые моя мать успела обставить по своему вкусу.

— Ваш багаж распакован, миледи, — сообщила миссис Морган. — Если желаете, я пришлю горничную мисс Барбары. Она поможет вам раздеться.

Мэри решительно замотала головой. Не хватало еще, чтобы ей прислуживала горничная той женщины! Она вполне может позаботиться о себе сама.

— Нет, благодарю вас, в этом нет необходимости.

— Что-нибудь еще желаете, миледи?

— Нет, я уверена, что со всем справлюсь.

Большое вам спасибо, — рассеянно ответила Мэри, думая о том, что скоро останется с мужем наедине.

— Господин Йэн?

— Спасибо, миссис Морган. Мне ничего не нужно. Еще раз благодарю вас за помощь.

Экономка присела в реверансе и удалилась.

Мэри стояла в нерешительности. Йэн заступился за нее перед родственниками, и это воодушевило ее, но теперь, когда они остались одни, он снова казался сдержанным и далеким. Сколько же еще пройдет времени, прежде чем они снова станут настоящими мужем и женой?

Он заговорил по-светски учтиво, лицо не выдавало никаких чувств:

— Утром мы позаботимся о горничной для тебя и обо всем другом, что может понадобиться.

— Но я не…

— Ерунда! Тебе нужна горничная. — Лишь сейчас Йэн взглянул на нее. — Мэри, я понимаю, каким тяжелым был для тебя этот вечер, и могу только извиниться за грубость моей семьи.

— Это не твоя вина. Ты за них не отвечаешь…

— Я могу только надеяться, что ты действительно так думаешь!

— Я никогда не обвиню тебя за поведение твоего отца и кузины. Ты защитил меня, Йэн. Что еще ты мог сделать?

Мэри положила голову на его плечо и, почувствовав, что он затаил дыхание, взглянула на него. Его глаза были закрыты, лицо застыло, руки вытянуты и крепко прижаты к бокам. Он стоял так, казалось, вечность, затем медленно взял ее за плечи и, осторожно отстранив от себя, целомудренно поцеловал в висок.

— Мэри, у нас был тяжелый день. Ты устала. Я оставляю тебя, чтобы ты могла отдохнуть.

Она не успела сказать и слова, как он быстро вышел, и дверь между обеими спальнями плотно закрылась.

Утром Мэри надела лучшее из своих повседневных платьев. Она не могла надеть розовое вечернее, а дорожный костюм отчаянно нуждался в чистке, к тому же он совершенно не подходил для дома. Темно-зеленое платье с кремовым кружевным воротником казалось довольно потрепанным среди окружающей ее роскоши, но она не позволит себе переживать из-за этого. Никакая, пусть даже самая дорогая, одежда не поднимет ее в глазах новых родственников.

Мэри уже собиралась покинуть свою комнату и попытаться найти дорогу в столовую, когда в дверь постучали. Повернув ручку, Мэри обнаружила в коридоре Йэна.

Он вежливо поклонился.

— Позволь проводить тебя к завтраку. Мэри закусила губу и кивнула, не зная, как разговаривать с ним. Почти всю ночь она пролежала без сна, размышляя о, казалось, безвыходной ситуации. Чем все это кончится?

Йэн учтиво предложил ей свою руку, и ее сердце забилось быстрее.

— Надеюсь, ты хорошо спала?

— Да, прекрасно, спасибо.

— Я рад. Тебя ждет достаточно трудностей, и лучше встретить их отдохнувшей.

Мэри пристально взглянула на мужа и увидела искреннюю озабоченность в его глазах. Похоже, он тревожится за нее!

Когда они подошли к лестнице, Йэн кивнул на правый коридор и тихо сказал:

— В южной части этажа — комнаты моего отца. Думаю, тебе не стоит ходить туда. Отец ревностно оберегает свое уединение.

Мэри взглянула в темный коридор, не увидела ничего, кроме сумрачных теней, даже сейчас, при свете дня, и покачала головой.

— Не могу представить, что у меня возникнет такое желание.

Они спустились в холл, пересекли его и прошли в комнату, которая оказалась предназначенной для завтрака. Она тоже была отделана в мрачных тонах: травянисто-зеленом и темно-красном, почти багровом. Стол и огромный резной буфет из темного ореха были прекрасны, но громоздки. Мэри взглянула на задернутые бархатные зеленые шторы и подумала, что дневной свет был бы здесь очень полезен, но не сочла себя вправе заявить об этом.

Когда Мэри и Йэн подошли к накрытому столу, за их спинами раздался женский голос. К ним направлялась Барбара. Ее темно-серое платье, очень просто сшитое, безо всяких украшений, тем не менее, было из шелка самого высшего качества. Темные волосы, как и вчера, уложены в аккуратный и элегантный узел. Красивая женщина, с очень выразительными темными миндалевидными глазами, разве что слишком серьезная для своих лет. Мэри была уверена, что Барбаре не больше двадцати пяти.

Но что заставило Мэри пристально вглядеться в кузину, так это ее показная приветливость. Барбара первая протянула Мэри руку:

— Добро пожаловать, Мэри. Сожалею, что не поздравила вас вчера должным образом. Я… мы были просто ошеломлены известием о свадьбе, ведь мы даже не подозревали о вашем существовании.

Мэри коротко пожала протянутую руку. Слова прозвучали достаточно учтиво. Йэн, очевидно, ничего не почувствовал, так как с улыбкой пожал руку Барбары:

— Благодарю, кузина. Ваши поздравления очень дороги нам, не правда ли, Мэри?

Мэри вложила в свою улыбку столько восторга, сколько смогла.

— Конечно, спасибо!

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Барбара, затем рассмеялась — с горечью, как показалось Мэри. — Впрочем, нет нужды предлагать вам садиться в вашем собственном доме.

— Барбара, я думаю, Мэри не обидится. Напротив, я уверен, что она будет очень благодарна вам, если вы поможете ей обустроиться здесь, не так ли, Мэри? Таким образом, ты сможешь постепенно взять управление домом в свои руки.

До этого момента Мэри и не приходила в голову мысль, что ей придется управлять этим огромным домом.

— Я буду благодарна вам за инструкции. Барбара с деланной улыбкой взглянула на Мэри:

— Я сделаю все, что в моих силах.

Затем она позвонила в колокольчик, лежавший рядом с ее тарелкой. Через двери в дальнем конце комнаты вошла молодая женщина и осторожно приблизилась к столу, с трудом удерживая тяжелый поднос. С грохотом поставив свою ношу на стол, она испустила громкий вздох облегчения.

Барбара недовольно скривилась.

— Вам придется простить Франсис за отсутствие грации. Ее только что перевели в горничные из судомоек. Милдред, другая наша горничная, ждет ребенка.

— Простите, мисс.

Девушка заморгала, смахивая слезы.

— Просто молча накрывай завтрак, — приказала Барбара.

Мэри сочувственно взглянула на несчастную новоиспеченную горничную.

Йэн наливал себе чай, но его взгляд был прикован к открытой двери столовой.

Барбара налила чай себе и Мэри.

— Со слугами необходимо обращаться строго. Именно этого ожидает дядя Малькольм.

Интересно, всегда ли Барбара поступает именно так, как ожидает «дядя Малькольм», подумала Мэри. Лично она не собирается умышленно унижать кого бы то ни было, включая служанку, нервничающую и неопытную. Мэри, не дрогнув, выдержала взгляд Барбары. Вряд ли она и кузина Йэна станут друзьями.

Йэн резко сменил тему разговора, и Мэри поняла причину его рассеянности.

— Барбара, вы не видели моего отца?

— Дядя Малькольм уехал в деревню по какому-то делу. Полагаю, он вернется через несколько часов.

Мэри показалось, что Йэн одновременно испытал и облегчение и разочарование. Появился дворецкий.

— В чем дело, Уинслоу? — спросила Барбара.

Дворецкий поклонился.

— Известие для лорда Йэна. Похоже, в конюшне какие-то неприятности. Его просят подойти.

Йэн тут же поднялся.

— Мэри, прости меня, мне надо идти. Проходя мимо стула кузины, Йэн остановился:

— Кузина Барбара, я собирался показать Мэри дом. Если вы не очень заняты, не могли бы вы заменить меня? Я хочу, чтобы моя жена все осмотрела и поскорее привыкла думать о Синклер-Холле как о своем доме.

Барбара ответила, не оглядываясь:

— Я буду счастлива это сделать, Йэн.

Он мимоходом сжал ее плечо:

— Спасибо.

Только Мэри видела, как опустились веки Барбары, чтобы спрятать выражение глаз, как резко участилось ее дыхание при этом прикосновении, и быстро перевела взгляд на собственную тарелку. Итак, ее вчерашние впечатления были верными. Эта женщина не могла бы более открыто проявить свои чувства к Йэну.

Женщины закончили завтрак в молчании, и Мэри не сожалела: она не могла придумать подходящей темы для разговора, отчаянно пытаясь найти какой-нибудь предлог, чтобы уклониться от экскурсии, не сулящей ничего приятного им обеим.

— Теперь осмотрим дом? — Голос Барбары прозвучал преувеличенно вежливо.

Может, если держаться в рамках приличий, общение не будет уж слишком невыносимым? В конце концов, невозможно вечно избегать этой женщины. Они живут в одном доме.

Только в трех помещениях первого этажа Мэри почувствовала ту же руку, что обставляла и ее спальню. Это были зимний сад — просторная комната с сотнями прекрасных цветущих растений, маленькая гостиная в персиковых и зеленых тонах и светлый бальный зал с мраморным полом, сверкающий позолотой. Гулкое эхо вторило шагам женщин, подчеркивая призрачную пустоту зала, в котором, как показалось Мэри, не танцевали уже много лет.

Что же украло радость из этого дома? Наверняка когда-то здесь царило счастье. Женщина, так обставившая некоторые комнаты, явно любила жизнь и веселье.

Библиотека была полна книг, и Мэри решила вернуться сюда при первой же возможности. И еще она решила задать вертевшийся на кончике языка вопрос:

— Почему все шторы задернуты? Есть ли какая-то причина отгораживаться от солнечного света?

Барбара изумленно взглянула на нее.

— Солнечный свет вреден для ковров и мебели, не говоря уж об обоях. Они выцветают!

— Но какая польза от всех этих вещей, если никто не может наслаждаться ими?

— Дядя Малькольм предпочитает держать окна зашторенными, и так же ведет свой дом моя мать. Это единственный способ уберечь бесценные сокровища, которые здесь есть. Полагаю, вы поймете, что лучше оставить все как есть. Учтите: граф не одобрит никаких перемен.

Мэри не поверила в непогрешимость мнения Барбары. Дом Виктории, роскошнее и прекраснее этого, всегда был открыт дневному свету. И поэтому казался радушным и обжитым, несмотря на внешнее величие.

Однако Мэри не стала развивать эту тему, ее больше интересовала семья Барбары.

— Какие родственные узы связывают вас с Йэном?

Барбара ответила на ходу:

— Моя бабушка и отец дяди Малькольма были родными сестрой и братом. Моя мама — его двоюродная сестра. Несколько лет назад дядя Малькольм и мои родители решили, что я должна пожить здесь. Они надеялись, что… Ну, неважно!

Господи! Почему никто не посоветовался с Йэном, прежде чем ставить эту бедную женщину в такое двусмысленное положение?

— Ваши родители, должно быть, скучают без вас? И вам, конечно, их не хватает?

— Я… я не знаю. Я никогда не говорила с ними об этом. Я старшая из пяти сестер. И еще есть брат, средний ребенок. Он унаследует то немногое… что оставит мой отец. — Барбара холодно посмотрела на Мэри. — Я должна была… выйти замуж первой. Не думаю, что кто-нибудь из них сильно обрадуется, когда я вернусь домой.

— Простите, я не знала, — тихо сказала Мэри.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии! Уверяю вас, у меня все будет прекрасно!

Прежде чем, Мэри успела ответить, Барбара остановилась, и Мэри обнаружила, что они снова оказались в холле.

— Мне очень жаль, но я должна покинуть вас. Эта экскурсия заняла больше времени, чем я ожидала. Меня ждут дела.

Кузина сказала о себе гораздо больше, чем хотела бы, и теперь сожалела о своих откровениях.

Глава седьмая

Дальше Мэри стала обследовать Синклер-Холл самостоятельно. В некоторые уголки она так и не заглянула, но увиденного было вполне достаточно. Дом был огромен, обставлен дорогой и по большей части слишком темной мебелью. Не в таком доме хотела бы она растить своих детей! Конечно, если у нее когда-нибудь будут дети, с горечью вспомнила Мэри о решении Йэна обращаться с ней с особой осторожностью, что ясно исключало супружеские отношения.

За ленчем Мэри не видела ни Йэна, ни его отца. Барбара чопорно информировала ее, что граф не вернулся с деловой встречи, а когда Мэри спросила о Йэне, Барбара отговорила ее идти в конюшни, где тот пытался спасти жизнь кобылы, мучающейся в родах.

День тянулся медленно, и Мэри с нетерпением ожидала вечера, так как была уверена, что Йэн будет ужинать с ними. С приближением долгожданного момента Мэри вынула из гардероба розовое платье и разложила его на кровати. Закусив губу, она размышляла, удастся ли ей застегнуть ряд крохотных жемчужных пуговок на спине. Вероятно, Йэн был прав: ей необходима горничная.

Когда в дверь тихо постучали, Мэри обернулась.

— Войдите, — крикнула она.

Появилась Франсис, горничная, которой так недовольна была Барбара. Девушка присела в реверансе, старательно отводя взгляд от Мэри.

— Вы позволите зажечь свечи, миледи?

Мэри кивнула, затем нахмурилась.

— Я полагала, что ты прислуживаешь за столом.

— Мисс Барбара передумала, миледи. Эту должность отдали другой судомойке, — печально ответила девушка, зажигая свечи.

— Понимаю.

Мэри нахмурилась. Как унизительно, должно быть, так быстро лишиться своей новой должности. Эта девушка лишь немного скованна и вполне могла бы преодолеть свою неловкость.

— Франсис, будь добра, помоги мне, пожалуйста.

Мэри увидела Йэна у входа в столовую и остановилась с улыбкой. Как всегда, он был ослепительно хорош — в безупречно сшитых темно-серых брюках и фраке.

— Надеюсь, ты хорошо провела день?

— Мне сообщили, ты помогал кобыле разрешиться от бремени. Все в порядке?

Йэн удовлетворенно кивнул, напомнив Мэри о том, как он гордится своими лошадьми.

— Роды прошли благополучно. Эта кобыла очень молода, и ее не следовало выпускать в поле, где пасся огромный упряжной конь. — Йэн пожал плечами. — В результате жеребенок получился слишком большим, но все обошлось.

Мэри испытывала острое наслаждение оттого, что стоит рядом с мужем и обсуждает его дела.

— Йэн, я хочу кое о чем попросить. Ты говорил, что мне необходима горничная. У меня есть соображения на этот счет.

Йэн с удивлением взглянул на жену.

— Мэри, ты не должна спрашивать у меня разрешения в подобных делах! Как я сказал, это твой дом! Ты можешь делать все, что пожелаешь.

Его слова грели душу. Ее дом! Несмотря на проблемы со свекром и очевидную неприязнь Барбары, она нужна Йэну здесь!

— Я так счастлива это слышать! Я хочу взять Франсис, девушку, которая подавала сегодня завтрак. Я думаю, мы прекрасно поладим, и она быстро научится всему, что требуется от личной горничной.

Возмущенный голос кузины прервал Мэри:

— Франсис? Она же абсолютно не годится для такой должности! Она не сможет исполнять свои обязанности. Как вы могли вообразить, что она сумеет позаботиться о вашей одежде и всем прочем? А прически?

Мэри решительно повернулась к Барбаре:

— Я приняла решение.

— Йэн, неужели вы допустите это? Совершенно очевидно, что Мэри просто жалеет девушку! Франсис не сможет выполнять обязанности горничной твоей… жены графа. — Затем Барбара набросилась на Мэри: — Вы должны думать, когда принимаете подобные решения! То, как вы предстанете в обществе, отразится на вашем муже. — И она, сдвинув брови, окинула недовольным взглядом розовое платье Мэри.

Мэри считала подаренный Викторией наряд вполне уместным, хотя он явно не понравился Барбаре, одетой безупречно, но уныло. Мэри пожала плечами. У нее и нет ничего другого для вечера. Роскошный свадебный наряд показался бы сейчас еще более вызывающим.

— Я уверена, что смогу обучить Франсис. Она кажется очень смышленой.

Барбара рассмеялась.

— О Боже…

Йэн остановил ее:

— Я уверен, кузина, что вы пытаетесь помочь, но Мэри может делать все, что хочет.

— Как пожелаете, Йэн. Я действительно хотела помочь, ничего больше.

Йэн улыбнулся кузине:

— Я высоко ценю вашу заботу и надеюсь, что вы поможете Мэри приспособиться к жизни в Синклер-Холле.

— Я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах, Йэн… и, конечно, Мэри, — уверила Барбара и резко повернулась к Мэри. Она знала, что Йэн не видит ее лица, и бросила на его жену презрительный взгляд.

Вечером того же дня Мэри лежала одна в своей постели. Йэн остался в салоне, когда она сказала, что собирается лечь спать.

Мэри думала о муже, и мысли ее путались. Йэн все более и более отдалялся от нее. Он казался таким же озабоченным, как и утром, и едва ли обратил внимание на ее уход. А вот на лице Барбары читалось явное облегчение, что, впрочем, Мэри быстро выбросила из головы.

Мэри смотрела в лепной потолок, едва различимый в темноте, и испытывала странную тревогу. Время шло, а она так и не услышала ни звука из комнаты Йэна.

Где он может быть? Как долго еще будет избегать ее? Чем вызвана его всепоглощающая озабоченность? Почему он решил, что пренебрежение физической стороной их брака поможет ему продемонстрировать ей свое уважение?

Наконец Мэри поняла, что больше не выдержит. Она не знала, где муж, не понимала, почему он так ведет себя, и терпение ее кончилось.

Она встала и накинула пеньюар. Вряд ли Йэн неслышно вошел в свою спальню, но Мэри подошла к двери, набралась смелости и тихо постучала, а затем повернула ручку. Дверь открылась, и Мэри окинула взглядом спальню: огромную кровать из резного дуба, халат, разложенный на накрахмаленных простынях, ослепительно белоснежных под полосатым бело-зеленым балдахином.

Йэна в спальне не было. Мэри закрыла дверь, соединяющую их комнаты, и повернулась к двери, выходящей в коридор. Через мгновение она уже спускалась на первый этаж по парадной лестнице.

Дом был окутан тишиной. Никого не было ни в салоне, ни в гостиной, ни в других комнатах, куда она заглядывала. С каждым пустым помещением решимость Мэри угасала. Уже собравшись вернуться в свою комнату, Мэри увидела полоску света под дверью библиотеки, глубоко вздохнула и распрямила плечи. И хотя она нервничала так сильно, что ладони ее стали влажными, смело приблизилась к закрытой двери.

Мэри уже потянулась к ручке, когда голос старого графа, упомянувший ее имя, остановил ее. Но не собственное имя заставило ее оцепенеть, а то, что последовало далее.

— Даже если бы ты любил эту девушку, Йэн, это не оправдало бы твой брак с дочерью викария, — донеслось до нее. — Однако любовь хоть в какой-то, пусть очень малой, мере могла бы объяснить твой поступок. Ты же, по твоему собственному признанию, едва знаешь Мэри. Я могу сделать только один вывод: ты женился на ней по глупости, чтобы разозлить меня.

Воцарилось долгое молчание, такое тягостное, что Мэри ссутулилась, словно физически ощущая его бремя. Почему Йэн не отрицает обвинения?

— Да, отец. Я женился именно по этой причине и не могу притворяться, что дело обстоит иначе.

Сердце Мэри разлетелось на тысячи острых осколков, впившихся в ее сердце, глаза, горло. Прикрыв рот рукой, чтобы подавить горестный вопль, она развернулась и бросилась бежать.

Вот и причина странного поведения Йэна! Он ничего не собирался ей доказывать, он просто с самого начала не хотел ее! Она вспомнила, как предложила ему себя в их брачную ночь, и лицо ее вспыхнуло. Сам Йэн никоим образом ее не поощрял!

Стыд и гнев тугим обручем стиснули ее грудь. Она поднималась по лестнице, шатаясь, вцепившись в перила, чтобы не упасть. Когда Мэри добрела до верхней площадки и свернула в коридор, то чуть не столкнулась с Барбарой и резко остановилась, проклиная случай, который свел их.

Барбара заметила слезы в глазах соперницы, и губы ее тронула злорадная усмешка. Мэри, попыталась обойти кузину, но та умышленно загородила ей дорогу.

— Пожалуйста, пропустите меня.

Барбара Ховард долго смотрела на нее, затем ответила:

— Пропущу, но только после того, как выскажусь. По вашему виду я могу догадаться о ваших с Йэном проблемах, а потому отброшу сдержанность и скажу правду… пусть вы вышли замуж за Йэна, но любит он меня!

Острая боль снова пронзила Мэри. Неужели эта женщина проникла в ее мысли? Но как она могла знать то, что сама Мэри подслушала только сейчас? Нет, Барбара ничего знать не может! Она просто сказала единственное, что могло бы ранить расстроенную соперницу, а злая судьба направила ее слова в цель.

В карих глазах Барбары светилась жестокость.

— Это меня любит Йэн! Мы поженились бы, если бы вы все не разрушили. Его семья, как и моя, приветствовала этот брак. Я не знаю, почему он женился на вас. И не заблуждайтесь, его отец никогда с вами не смирится!

Готовая пробить себе дорогу, пусть даже силой, Мэри двинулась вперед. Но ей не стоило беспокоиться — Барбара сказала все, что хотела, и отступила в сторону.

На следующее утро, когда Мэри появилась в дверях столовой, Малькольм Синклер, сидевший во главе стола, нахмурился и смерил невестку недовольным взглядом. Мэри гордо подняла голову и вошла в мрачную комнату без приглашения. Этот суровый старик ее не запугает! Она и так знает, что никому не нужна здесь — ни мужу, ни его семье.

Наконец Малькольм встал и указал на стул справа от себя.

— Садитесь, девочка.

Мэри демонстративно уселась на стул рядом с указанным и с подчеркнутой вежливостью поздоровалась:

— Доброе утро.

— О, значит, у вас есть собственное мнение? Ну, на меня утро не производит такого впечатления.

Он отрезал толстый кусок ветчины и стал не спеша поглощать его.

Мэри не отреагировала на его замечание, что далось ей нелегко. Она взяла серебряный чайник и налила чай в тонкую фарфоровую чашку, стоящую перед ней.

— Доброе утро, дядя Малькольм… Мэри… Напротив у стола стояла Барбара.

Мэри коротко кивнула, не желая встречаться с ней взглядом. Что могла она сказать женщине, которую будто бы любит ее собственный муж? Расправив плечи, Мэри безразлично бросила:

— Доброе утро.

Барбара снисходительно улыбнулась.

— Йэн не присоединится к нам. Он уже отправился в конюшни: сказал, что там много работы.

Малькольм Синклер издал странный горловой звук. На мгновение в глазах старика Мэри почудилось что-то похожее на разочарование. Но нет, вряд ли! Старый граф демонстративно помешивал свой чай.

— Я думаю, что он должен был бы проявить некоторый интерес к обустройству своей жены. Этот парень…

Мэри распрямилась.

— Простите, что прерываю вас, милорд, но Йэн не обязан присматривать за мной. Я вполне способна позаботиться о себе сама!

— Неужели? — Темные глаза, так удивительно похожие на глаза сына, уставились на нее оценивающе, и граф явно не одобрил то, что увидел. — Если так, тогда я кое о чем попросил бы вас.

— Я слушаю.

— Когда вы вышли замуж за моего сына, ваше финансовое положение, скажем так, несколько улучшилось. Если ваше платье меня не обманывает, вам понадобится гардероб, более подходящий жене будущего графа.

Мэри подавила желание опустить взгляд на свое простое зеленое платье, в котором она была и накануне, и чопорно ответила:

— Мне не нужен новый гардероб. Я не из-за этого вышла замуж за вашего сына.

Темные глаза старого графа смотрели на нее в упор.

— Почему же вы вышли замуж за моего сына?

— А вот это, сэр, мое личное дело! Достаточно сказать, что не из-за его титула или материального положения.

Мэри не желала признавать, что отчаянно вцепилась в Йэна, надеясь обрести в нем опору и защиту. А в результате вышла замуж за человека, которого совсем не знала.

Она терпела скептический взгляд Малькольма Синклера, графа Драйдена, пока, наконец, он не откинулся на спинку стула. Если бы Мэри сочла это возможным, то решила бы, что его лицо выразило невольное уважение. Однако это впечатление исчезло, как только граф сказал:

— Тем не менее, у вас будет новый гардероб. Ваш долг, как члена семьи, — соответствовать не только положению вашего мужа, но и моему. Вы теперь гораздо больше, чем дочь простого священника, дорогая. — С этими словами Малькольм встал. — Барбара, я надеюсь на твою помощь. Портниха приедет днем.

— Конечно, дядя Малькольм, — покорно ответила Барбара, но в ее взгляде не было и намека на покорность. Темные глаза Барбары горели негодованием, однако она не посмела открыто не повиноваться графу.

Йэн повернулся к младшему конюху и протянул руку за мазью, затем нанес лекарство густым слоем на поврежденную ногу серого в яблоках мерина.

— Заживет, милорд?

Йэн мог понять тревогу паренька. Именно Лестер скакал на мерине, когда тот попал ногой в кроличью нору.

— Полагаю, да, но брать препятствия так, как прежде, он не будет никогда.

Йэн изо всех сил пытался успокоить тринадцатилетнего парня — ведь произошел несчастный случай, однако Лестер, к его чести, продолжал волноваться.

Обмотав ногу мерина тряпками, Йэн покинул стойло и прошел к деннику, где находилась разрешившаяся от бремени кобыла Порция. При появлении Йэна прелестный жеребенок отпрыгнул и спрятался за ногами матери. Кобыла благодарно ткнулась мордой в руку хозяина, вероятно не забыв, как тот помогал ей накануне. Приключение бедняжки с тяжеловозом чуть не стоило ей жизни, но сейчас, похоже, она чувствовала себя прекрасно.

Йэн нежно погладил лоснящуюся шею и задумался. Позапрошлой ночью он дождался отца, понимая, что необходимо объясниться.

Йэн еще не знал, как искупит свою вину перед женой. Но отныне только честь будет руководить его поступками. И именно поэтому Йэн признался отцу, что женился на Мэри, чтобы досадить ему. Он не мог не сказать правду. С правды он решил начать новую жизнь. Только так Йэн надеялся стать когда-нибудь достойным женщины, которую назвал своей женой.

Но Мэри! Как сказать об этом Мэри? Как повиниться перед ней? Если Мэри узнает, почему он женился, это не принесет ей ничего, кроме горя и стыда. Он должен стать таким человеком, каким она его считает!

Однако легче сказать, чем сделать. Его физическое влечение к жене не утихало. Мэри спала по другую сторону двери, соединяющей их спальни, и это превратилось для него в настоящую пытку. Воспоминания об их брачной ночи, о ее пылких откликах на его ласки разрушали его оборону, и Йэн еле сдерживался, чтобы не уступить искушению.

Как и просил граф, Барбара присутствовала при встрече Мэри с мадам Мари Флер, портнихой, приехавшей в Синклер-Холл с рулонами материй и эскизами модных платьев, и сначала попыталась руководить процессом, диктуя, сколько и чего необходимо сшить.

Это продолжалось до тех пор, пока Мэри вежливо, но твердо не взяла дело в свои руки. Если уж ей предстоит носить эту одежду, она сама и выберет ее. Мятеж Мэри был поддержан портнихой, от чистого сердца восхищавшейся безупречным вкусом жены молодого господина.

Барбара, естественно, не обрадовалась, но и не ушла. Очевидно, боялась прогневить «дядю Малькольма», которому повиновалась даже в мелочах.

День был приятный, небо — безоблачное, легкий ветерок чуть шевелил локоны на висках, но хорошая погода не радовала Мэри. Пересекая мощеный двор, она услышала слева нестройный шум голосов и, взглянув в том направлении, увидела небольшую толпу, собравшуюся у кирпичных конюшен.

Даже не осознав, что изменила направление, Мэри скоро оказалась около толпы. Привстав на цыпочки, она попыталась заглянуть поверх плечей. Мужчина, стоявший перед Мэри, оглянулся, узнал ее и почтительно отступил. По его знаку и другие, кланяясь или приседая в реверансе, уступали Мэри дорогу.

Видимо, слухи о женитьбе Йэна уже облетели округу.

Вскоре Мэри оказалась у крепкого деревянного забора, окружавшего небольшой загон. Посреди него лошадь с налитыми кровью глазами и оскаленными зубами тянула за один конец веревки. Другой конец веревки был намотан на защищенную перчаткой руку Йэна.

— Что происходит? — прошептала Мэри, совершенно не сознавая, что говорит вслух.

Ей ответил крупный темноволосый мужчина в рубахе с закатанными рукавами, обнажавшей загорелые руки.

— Сквайр Барнэби, — он коротко кивнул на полного, хорошо одетого джентльмена по другую стороны толпы, — привел обратно лошадь, купленную у хозяина некоторое время назад, миледи. Говорит, что у жеребца слишком дурной нрав, и никто не может оседлать его. Кажется, конь сбросил сквайра сегодня утром, — с едва скрываемым злорадством добавил он и с гордостью продолжил: — Сквайр заключил пари с лордом Йэном. Если милорд оседлает жеребца, то бесплатно заберет его обратно.

Невольно ее жадный взгляд обратился на мужа — на гладкую шею за расстегнутым воротом белой сорочки, на длинные ноги, обтянутые светло-коричневыми бриджами для верховой езды, на мускулистые бедра.

Йэн осторожно передвигался по паддоку, окутанному клубами пыли. Его взгляд схлестнулся со взглядом обезумевшей лошади и, словно по волшебству, удержал его. Затем Йэн начал потихоньку подтягивать веревку, заставляя коня подойти еще ближе. Мэри напряглась и ощутила, как напряглись все вокруг.

Йэн медленно протянул свободную руку к носу жеребца, чтобы тот мог принюхаться. Животное обнажило зубы, словно собираясь укусить, и Мэри затаила дыхание. Но рука ее мужа не дрогнула, укуса не последовало. Тихо разговаривая с лошадью, Йэн погладил длинную изящную шею, почесал морду, затем бросил мимолетный взгляд на конюха, стоявшего у закрытых ворот загона. С осторожностью канатоходца Лестер подошел и подал Йэну уздечку, и вскоре Йэн с удивительной легкостью взнуздал коня.

Наблюдая за мужем, Мэри, словно снова ощущала, как его сильные руки ласкают ее тело, пробуждая страсть, о которой она прежде и не догадывалась. Она закрыла глаза, потрясенная нахлынувшими на нее чувственными образами. С каким терпением, с какой ловкостью подчинил Йэн дикое животное! С такой же ловкостью он подчинил и ее…

Йэн сделал почти незаметное движение рукой, и подросток приблизился к нему все с той же осторожностью, держа в руках седло. Йэн взял седло, не сводя глаз с жеребца. Все так же успокаивая животное словами, Йэн погладил его спину, накинул седло. Мэри перевела взгляд на сквайра и не обнаружила в его лице той гордости, какой светились лица обитателей поместья.

Йэн продолжал гладить и уговаривать лошадь. Его хриплый шепот словно обострял все чувства Мэри. Когда пришел решающий момент, она затаила дыхание, горло ее пересохло. Йэн махнул в седло, и конь встал на дыбы. Сильные длинные ноги наездника плотно обхватили бока животного, бедра не оторвались от седла, даже когда конь стал взбрыкивать и снова вставать на дыбы почти вертикально.

Мэри заворожено следила, как Йэн удерживается в седле, продолжая что-то нашептывать, и громко охнула, когда случилось неожиданное: жеребец затих и повернул голову к человеку, сидящему на нем. Когда пыль вокруг них улеглась, Йэн наклонился и погладил белую шею, и Мэри услышала его слова:

— Хороший парень! Какой отличный парень!

Громкий рык заставил ее повернуть голову. Сквайр Барнэби швырнул на землю хлыст и зашагал прочь. Что ж! Ведь именно он настоял на пари.

Мэри развернулась, и толпа расступилась как по мановению волшебной палочки. Не позволяя взгляду задерживаться на окружающих лицах, Мэри попыталась сбежать, не вступая ни с кем в разговор. Но этому не суждено было случиться.

Высокий мужчина, разговаривавший с ней ранее, встал на ее пути и поклонился, прижимая к груди шапку. Доброта и вежливость не позволили Мэри пройти мимо.

— Я вас слушаю.

— Прошу прощения за дерзость, миледи. Просто увлекся и подумал, что вы хотите знать, в чем дело. И если позволите, я хочу сказать и думаю, что скажу от всех нас… — Он обвел взглядом приветливые лица вокруг, и Мэри увидела, что многие закивали. — Я просто хотел сказать, как рады мы все, что лорд Синклер женился и вернулся в Синклер-Холл.

Мэри не знала, что ответить. Именно в этот момент из-за ее спины раздался голос мужчины, часто посещавшего не только ее сны, но и мысли во время бодрствования.

— Моя жена и я благодарим тебя за добрые пожелания, Фрэнк Гудвин.

Йэн стоял у забора со стороны паддока. Он следил за ней с тем загадочным выражением лица, что так ловко скрывало его мысли. Мэри отвернулась, сердце заколотилось о ее ребра.

— Благодарю вас, мистер Гудвин! — Она обвела взглядом лица, не останавливаясь ни на одном и думая лишь о побеге. — Благодарю вас всех! А теперь мне пора!

С этими словами Мэри направилась к дому, не заботясь о том, как воспримут ее поспешный уход. Она не могла выслушивать искренние поздравления на глазах Йэна, зная, как в действительности он относится к ней и их браку.

Что будет дальше, Мэри не знала. Она была уверена лишь в одном: Йэн не должен догадаться о том, какую глупость она совершила. Ее единственный шанс на спасение собственной гордости — скрыть, что она узнала правду.

Глава восьмая

Йэн сбежал с лестницы веранды.

Вчера Мэри так поспешно ушла с конюшенного двора, что стало ясно: она не выносит его присутствия. Если не считать эту краткую встречу, он не видел ее уже два дня. Почему Мэри так поступила, Йэн не знал. Видимо, пребывание в Синклер-Холле уже показало ей, какое невыгодное соглашение она заключила, выйдя за него замуж.

А что, если она ждет ребенка? Йэн обнаружил, что эта мысль оказалась гораздо более привлекательной, чем он мог бы себе представить, и еще больше укрепила его в решении исправить зло, причиненное жене. Во всяком случае, он будет лучшим отцом, чем Малькольм Синклер.

Йэн отбросил эти мысли, заставил себя вспомнить, что сейчас он ищет отца.

Йэн шел мимо пышных кустарников и клумб. Граф содержал целую армию садовников и землекопов, и все вокруг полыхало розами, лавандой, тюльпанами, лилиями и мириадами других цветов. Старик требовал во всем идеального порядка, а что понимать под этим порядком, всегда определял сам.

Йэн как раз проходил мимо особенно изысканной открытой беседки, увитой вьющимися растениями, когда заметил женщину, разрыхляющую руками землю на абсолютно голой клумбе.

Йэн нахмурился, что-то очень знакомое было в склоненной фигуре… он остановился как вкопанный и присмотрелся.

Голова женщины была скрыта элегантной соломенной шляпкой, но выбившиеся из-под нее золотистые локоны сияли на солнце. Взгляд Йэна скользнул ниже: изящные плечи, грациозная спина, узкая талия.

Мэри!

Но что она делает в саду, согнувшись над клумбой в такую жару? Почему работает, как служанка?

— Что ты здесь делаешь?

Мэри вцепилась пальцами в землю. Сердце ее ушло в пятки. Йэн! И тон его далек от радостного.

Она медленно поднялась, сознавая, как грязны ее руки и одежда. Ее взгляд остановился на открытом вороте белой сорочки мужа. Йэн был так близко… так близко, что, когда она подняла глаза, различила легкую темную щетину на его щеках, неодобрительно сжатые губы.

Мэри гордо вскинула голову, и смело встретила его осуждающий взгляд.

— Я сажаю розы моей мамы. Старший садовник сказал, что я могу использовать это место.

Как объяснить, почему она так сильно хочет посадить мамины розы своими руками? Ей хотелось хотя бы этот маленький клочок земли сделать своим собственным.

Но как могла она поделиться сокровенными мыслями с человеком, так подло обманувшим ее?

Казалось, Йэн даже не слышал ее.

— Но ты работаешь, как служанка! Мэри, взгляни на свои руки! Ты даже не надела перчатки.

Неужели он стыдится ее грязных рук? Она всегда любила ощущение влажной земли, и именно этим наслаждалась в садоводстве больше всего. Или это неподобающее занятие для жены будущего графа? Йэн с самого начала знал, что она интересуется садоводством.

Может, именно поэтому Йэн и женился на ней? Скорее всего, так оно и было. Надеялся разгневать отца, женившись на женщине, совершенно неподходящей для этой роли. Похоже, он выполнил свою задачу искуснее, чем планировал, ибо теперь жена шокирует и его самого.

Мэри больше не могла сдерживать гнев, копившийся в ней последние три дня.

— Как ты смеешь… Как ты смеешь возмущаться тем, как я провожу время, если предоставил меня самой себе. Это лучше, чем часами примерять платья, в которых я не нуждаюсь!

— Я не это имел…

— Ты не это имел в виду? А что ты имел в виду? — Но она не дала мужу ответить, подняв руку. — Полагаю, ты можешь не утруждать себя ответом. Мне совершенно не интересно, что ты имел в виду. Ты привез меня сюда, не обращаешь на меня внимания, словно я какая-то… какая-то… нежеланная бедная родственница, которую терпят из милости!

Йэн склонился над ней, его лицо потемнело от нарастающего гнева.

— Не обращаю внимания? А кто сбежал вчера, когда я пытался познакомить тебя с работниками поместья?

Мэри раскрыла рот от изумления.

— И ты обвиняешь меня после того… — Она осеклась, не желая продолжать.

— Мэри, ты навязываешь мне свои слова. Никогда я не обращался с тобой как с нежеланной родственницей. Ты — моя жена! — медленно, еле сдерживая гнев, сказал Йэн.

Мэри отвернулась. Слово «жена» словно тупым кинжалом вонзилось в нее. Он никогда не хотел, чтобы она была его женой.

— Жена, Йэн? Разве я твоя жена? — Ее голос дрожал. — Я не чувствую себя женой! Я рано потеряла свою мать, но не могу вспомнить, чтобы ее жизнь была похожа на мою. — Она покачала головой. — Нет, я — не жена.

— Безусловно, ты — моя жена!

Его мгновенный и, казалось, пылкий ответ застал ее врасплох. Она обернулась, и их взгляды встретились… и задержались. В его глазах — такое страстное желание! Если бы только это было правдой! Грудь заныла от беспросветного одиночества, и в тот же момент Мэри почувствовала, как из глубины ее тела поднимается и разрастается физическое желание. Как бы она ни сердилась на Йэна, ей не удавалось контролировать дикое, пьянящее влечение.

Не успела она осознать, что происходит, Йэн уже тянулся к ней, а она прижималась к нему, таяла в его объятиях, ее губы тянулись к его губам, чуть соленым на вкус, согретым солнцем.

Как же она скучала по нему, по его прикосновениям, поцелуям! Сильное желание, теплое и густое, как ромовая подлива рождественского пудинга, медленно растекалось в ней, сосредоточиваясь в животе.

Руки Йэна сжимали ее. Она услышала его шепот:

— Мэри, как давно…

Собрав всю свою волю, она толкнула его в грудь.

— Отпусти меня!

Явно озадаченный ее отпором, Йэн задержал ее еще на мгновение — на то мгновение, в которое ей пришлось напомнить себе, может, в тысячный раз, что она должна вести себя с достоинством. Затем Йэн опустил руки и отступил.

Мэри умирала от стыда. Йэн поцеловал ее только потому, что знал, как сильно она хочет этого. Он увидел страстное желание в ее глазах, желание, которое она не могла скрыть.

Злясь на себя и на мужа, Мэри повернулась к нему спиной.

— Не бойся, больше подобного не случится, — произнес Йэн без всякого выражения.

Следующее, что она услышала, был звук шагов Йэна. Только когда шаги затихли, Мэри обвела взглядом сад. Их мог увидеть любой! Боже милостивый, неужели она так распутна, что позволила бы Йэну заняться с ней любовью в таком открытом месте?

Йэн мчался верхом по горным склонам.

Его переполняли разочарование и угрызения совести. Упоминание Мэри о супружеской жизни ее родителей еще раз с ужасающей ясностью показало ему, как жестоко он поступил с ней.

Он не должен был касаться ее. Не имел права, никогда не имел! Если бы только он не овладел ею в их первую брачную ночь, она не попала бы в такое положение!

Йэн был так поглощен своими проблемами, что, преодолев резкий поворот, чуть не налетел на двух мужчин, спорящих посреди дороги. Он резко натянул поводья, и жеребец встал на дыбы буквально в полуметре от спорщиков.

Более высокий, в котором Йэн узнал рыбака Уолтера Мидлтона, сорвал с головы шапку.

— Милорд!

Второй мужчина, видимо менее способный контролировать ярость, едва поднял взгляд, но тоже пробормотал:

— Милорд.

Уолтер откашлялся.

— Простите мою дерзость, милорд, если я скажу, как мы обрадовались известию о вашей свадьбе. И о том, что вы вернулись домой, в Синклер-Холл.

— Благодарю за добрые слова.

— Да, милорд, я сказал бы то же самое… Нэтан Лонг, милорд, — откликнулся второй мужчина, несмотря на старания быть вежливым не сводивший сердитых синих глаз с Мидлтона.

Йэна заинтересовало, о чем так горячо они спорили до его появления.

— В чем проблема?

— Я одолжил у Нэтана лодку, а пока мы рыбачили, с одного борта отвалилась заплата. Теперь он говорит, что я должен оплатить ремонт! — Мидлтон укоризненно взглянул на Лонга.

— Именно так, Уолтер Мидлтон, и ты заплатишь, не сомневайся! — И в подтверждение своих слов Нэтан ударил кулаком по ладони другой руки.

Уолтер умоляюще посмотрел на Йэна.

— Милорд, осмелюсь попросить, если это не сильно затруднит вас, не могли бы вы сами спуститься на берег и взглянуть? Я знаю, вы еще подростком увлекались лодками.

Йэн почувствовал странное удовлетворение. Ни один из арендаторов еще не обращался к нему с подобной просьбой.

— Вам обоим придется подчиниться моему решению, — предупредил он.

Мужчины согласно кивнули.

— Хорошо. Встретимся завтра утром, — пообещал Йэн. Прежде жители деревни обращались к его отцу. Сегодня разрешить спор попросили его самого.

На следующее утро Йэн подошел к Мэри, когда она выходила из маленькой столовой. Как обычно, мужа не было за завтраком, и Мэри несколько удивилась, увидев его.

Ее взгляд скользнул по широким плечам, закованным в безупречно сшитый темно-синий сюртук, по узким бедрам, обтянутым темно-синими брюками, по начищенным до блеска черным сапогам для верховой езды. Как обычно, Йэн был небрежно-элегантен. Мэри с трудом подавила вздох.

— Я хочу кое о чем попросить тебя, только не отказывайся сразу. Подумай, прежде чем примешь решение, — заговорил Йэн довольно ласково.

Мэри поймала себя на том, что чуть не стала разглаживать дрожащими руками юбку светло-зеленого платья. Последняя встреча с мужем явно расшатала ее самообладание.

— Я слушаю.

— Я собираюсь в деревню и хотел бы, чтобы ты сопровождала меня. Хочу познакомить тебя с жителями. Они начали расспрашивать о тебе, и я вполне понимаю их интерес к их будущей хозяйке.

Их будущая хозяйка! Мэри закусила губу. Она не чувствовала себя чьей-то будущей хозяйкой, она вообще смутно видела свое будущее. Всю утреннюю трапезу она старалась не обращать внимания на косые, враждебные взгляды Барбары. Старик граф, хоть и не проявлял больше открытого негодования, был немногим приветливее, безмолвно восседая во главе стола. Мэри иногда ловила на себе его странно оценивающий взгляд, но заставляла себя не опускать глаз.

В предложении Йэна кое-что есть! Разве это не предлог сбежать на некоторое время подальше от мрачного дома и его не менее мрачных обитателей?

Смирившись с тем, что придется провести несколько следующих часов в обществе человека, полностью лишающего ее душевного покоя, Мэри ответила:

— Хорошо. Я буду очень рада познакомиться с жителями деревни.

К ее изумлению, Йэн просиял от удовольствия, но его лицо тут же снова стало серьезным.

— Мы поскачем верхом, если это тебя устроит.

Мэри согласно кивнула.

— Пожалуйста, дай мне несколько минут. Я переоденусь.

Повернувшись и поспешив вверх по лестнице, Мэри случайно заметила, что Барбара наблюдает за ней из дверей столовой. Кузине не удастся испортить ее прогулку!

Когда Мэри вышла из дома, Йэн ждал ее, держа в поводу своего любимого черного жеребца. Грум, стоявший позади с прелестной гнедой кобылой, хотел помочь госпоже сесть в седло. Йэн отмахнулся от него. Руки мужа задержались на талии Мэри, и она сделала над собой усилие, не желая повторения того, что произошло в саду. Не глядя в лицо Йэна, она устроилась в дамском седле и тщательно расправила юбку бархатной амазонки цвета сливочного масла.

Минуту спустя они уже скакали прочь. Гнетущее молчание сгустилось над ними, и топот копыт по аллее неестественно громко отдавался в ушах.

Увидев приближающуюся тележку, запряженную ослом, Мэри испытала облегчение. Подскакав ближе, она увидела, что возница выглядит довольно странно. Его домотканая одежда была грязной и явно видала лучшие дни. Хоть живот его был довольно объемен, руки и ноги казались тонкими. Когда мужчина остановил тележку, пришлось остановиться и всадникам, и Мэри смогла разглядеть его лицо: багровое, с носом картошкой, испещренным красными прожилками. Не надо было особо принюхиваться, чтобы почувствовать перегар джина, который не мог забить даже запах конского пота.

— Доброе утро, милорд, — приветствовал пьяница Йэна.

— Доброе утро, Кэмп.

Мужчина снял шапку и почтительно кивнул Мэри, затем снова обратился к Йэну:

— Милорд, я хотел узнать, нет ли в поместье работы для меня. Я вот с тележкой, — гордо указал он на осла.

— Ты говорил с управляющим, Уолли? Мужчина нахмурился и кивнул седой головой.

— Он сказал, что для меня ничего нет. — Кэмп облизал губы, утер их рукой и умоляюще посмотрел на Йэна. — Но я в крайней нужде, милорд. Я сделаю что угодно, если мне заплатят.

— Ладно. Поезжай к конюшням и передай Герману, что тебя послал я. Он скажет, что нужно сделать.

— Благодарю, милорд, вы не пожалеете. — Уолли Кэмп уже поворачивал тележку, освобождая дорогу. Не сказав больше ни единого слова, он погнал медлительного ослика к поместью.

— Ты был очень добр к нему, — сказала Мэри.

Йэн оглянулся на нее, пожал плечами.

— Я в этом не уверен. Старый пьяница помчится в таверну, как только получит пару медяков. Мы его не скоро увидим.

— Тем не менее, невозможно не сочувствовать его затруднительному положению, — тихо ответила Мэри.

— Да, я сочувствую ему. Когда-то он был одним из лучших рыбаков в деревне, зажиточным и уважаемым. Потом, во время шторма, он потерял жену и детей. Думаю, тележка и ослик — это все, что у него осталось. Вот что потеря любимых может сделать с человеком!

— Ты говоришь о своем отце, не так ли?

— Я говорил о мистере Кэмпе!

Они продолжили путь в гнетущей тишине. Неожиданно Йэн заговорил, и в его голосе послышалась непривычная для него нерешительность:

— Мэри, я думал о твоих вчерашних словах, и не могу не признать: ты была права, когда говорила о моем пренебрежении.

— Я не говорила, что ты пренебрегал мной, — поспешно ответила она и покраснела.

Йэн ответил с такой же поспешностью:

— Правда! Это мои слова.

— Я… ты не должен тревожиться обо мне. — Мэри потупилась. — Я прекрасно справляюсь.

— Я просто хочу, чтобы ты знала: ты можешь делать все, что пожелаешь. Можешь копаться в саду или посещать арендаторов… можешь заниматься всем, что приносит тебе радость. Как раз сегодня я хочу познакомить тебя с некоторыми из деревенских женщин. Ты вольна сама решать. Ты гораздо больше понимаешь в благотворительности, чем любой из нас. Похоже, у Барбары не остается времени на такие дела.

По мере того как Йэн говорил, настроение Мэри ухудшалось. Итак, ее муж желает, чтобы она заботилась о нуждающихся! Именно этим она занималась всю свою жизнь. Не то чтобы ей не нравилась эта работа… просто она надеялась быть чем-то большим для кого-то… когда-нибудь.

— Как ты смеешь? Как ты смеешь? Ты думаешь, что исправишь все, если чем-то займешь меня? Думаешь, что это избавит тебя от всяких отношений со мной?

— Что? — изумленно пробормотал Йэн.

— Можешь не продолжать, — холодно сказала Мэри. — Я слышала достаточно.

— Мэри! — проревел он. — Какой дьявол в тебя вселился?

Какой дьявол в нее вселился? Вдруг она поняла, что не может больше молчать… даже ради сохранения собственного достоинства.

— Йэн, не стоит прилагать столько усилий, чтобы занять меня! Я бы предпочла, чтобы ты занимался своими делами, а меня оставил моим. Можешь делать это без угрызений совести. Я знаю, что не нужна тебе в качестве жены, и была бы тебе благодарна, если бы ты перестал притворяться.

Йэн нахмурился.

— Я не понимаю…

Он все еще продолжает выкручиваться!

— Йэн, я своими ушами слышала, как ты это сказал. В ту ночь, когда ты беседовал с отцом в библиотеке Синклер-Холла. Я хотела поговорить с тобой, ждала тебя, но ты все не шел. Я отправилась тебя искать. Чувствовала, что мы должны поговорить о… — Мэри покраснела, но заставила себя продолжать, — о том, что ты сказал в экипаже. Я чувствовала, что нет необходимости… Услышав твои слова, я поняла истинную причину, по которой ты не хотел быть со мной! — Она гордо вскинула голову и прямо посмотрела ему в глаза. — Я не собиралась подслушивать, но, услышав голос твоего отца, замешкалась у двери в библиотеку… а потом заговорил ты… и я не могла… Теперь слишком поздно обсуждать это, не так ли?

Ужас, отразившийся на его лице, был достаточным доказательством мучительной истины, и Мэри продолжала… Она должна была высказать все, что невыносимой тяжестью лежало на ее душе!

— Я услышала, как ты сказал отцу, что женился на мне, чтобы разозлить его.

— Но, Мэри, это не предназначалось для твоих ушей!

— В этом я не сомневаюсь, — сухо ответила она, чувствуя невыносимую боль в груди.

— Я не хотел… И могу объяснить.

— Я искренне надеюсь, что ты не станешь ничего объяснять. Никакие слова не смогут залечить рану, которую ты мне нанес. Ибо даже если ты действительно не хотел меня, если я тебе безразлична, как ты мог сказать это своему отцу? Как мне теперь смотреть графу в глаза, если он знает: ты ценишь меня так мало, что женился просто ему назло?

Ответа у Йэна не нашлось. Он поднял на Мэри глаза, в которых не было и капли надежды. Она сидела в седле, пристально глядя на него. Казалось, протекла вечность. Ее лицо выражало негодование, разочарование. Презрение? Да, он не заслуживает ничего, кроме презрения. О, если бы он мог изменить прошлое!

— Прости. Я несправедливо обошелся с тобой. Мне больше нечего сказать.

Мэри развернула лошадь.

— Надеюсь, ты простишь меня, если я тебя покину.

— Подожди! Куда ты? — крикнул Йэн.

На краткий миг их глаза встретились.

— Я хочу побыть одна, если ты не возражаешь.

— Я не могу отпустить тебя одну в таком состоянии.

Ее лицо окаменело.

— Можешь — и отпустишь. Это меньшее, что ты можешь сделать в сложившихся обстоятельствах. Ты не имеешь никакого права диктовать мне, что я могу или не могу делать.

Йэн стиснул зубы. Мэри пришпорила лошадь и ускакала. С минуту Йэн смотрел на ее удаляющуюся спину, изящную и непреклонную. В конце концов со вздохом разочарования он пустил жеребца в галоп.

Боже, как же она упряма! И он желает ее все больше с каждым днем. Невозможность близости с ней лишь разжигала пожар его страсти.

Мэри утерла слезы со щек тыльной стороной ладони. Она не хотела ничего говорить Йэну, но своей показной заботой он заставил ее раскрыться. Зато теперь нет нужды притворяться! Они оба знают, как себя вести. С неопределенностью покончено.

Мэри мчалась, не разбирая пути. Дорога повернула направо и вилась теперь по краю скал. Слева, далеко внизу, показалось море. Мэри медленно приходила в себя… услышала визг чаек, пронзающих бесконечное, почти безоблачное небо. На соленом морском ветру ее слезы вскоре высохли.

У края скалы, в нескольких шагах от дороги, она увидела мужчину, стоявшего на коленях. Услышав стук копыт, он обернулся.

В его встревоженных серых глазах мелькнуло облегчение.

— Слава Богу, кто-то появился!

Мгновенно отреагировав на его взволнованный вид, Мэри остановила лошадь и соскользнула на землю. Не подумав о последствиях, она бросила поводья и подошла к мужчине.

— Что случилось?

И тут же раздался стук копыт удиравшей кобылы. Мэри испуганно оглянулась, но вновь повернулась к мужчине. Не обращая внимания на лошадь, мужчина смотрел вниз.

— Там мой сын, Том. Он упал со скалы! — в отчаянии вскричал он.

Задохнувшись от ужаса и забыв о кобыле, Мэри бросилась к краю скалы, но, как только взглянула вниз, у нее потемнело в глазах. Каменистый пляж метрах в тридцати под ней накренился и закачался. Голова закружилась, взбунтовался желудок. Мэри зажмурилась и словно сквозь туман услышала:

— Видите его? Бедный малыш расшиб голову. Я бросил ему веревку, но он не может обвязаться.

Мэри сделала глубокий вдох, пытаясь побороть тошнотворные волны. Положение ужасное, и она не имеет права поддаваться слабости… Она осторожно открыла глаза и посмотрела… но не на пляж и не на огромный простор океана за ним, а прямо вниз.

Уловка помогла. Ее глаза сфокусировались на мальчике, голова не закружилась. Мальчик лежал на узком уступе метрах в трех-четырех под нею. Совсем маленький — не больше пяти-шести лет. Мэри громко охнула и прошептала:

— Господи! Как он упал?

Мужчина замотал головой.

— Земля обвалилась. Он стоял рядом со мной и вдруг исчез. Мы искали яйца чаек. Вот почему у меня была веревка. Мальчик умеет завязывать узел, но он потерял сознание. — Голос отца прервался. — Я и думать боюсь, что будет, если он свалится. Как я скажу жене?

Ребенок застонал и зашевелился на узком уступе. Мэри в страхе затаила дыхание. Похоже, малыш снова потерял сознание.

Что-то надо делать, и немедленно! Если бы она не отпустила лошадь!.. Они обвязали бы веревкой мужчину, и лошадь легко вытащила бы его и ребенка. Но теперь об этом придется забыть.

Поскольку нет ни малейшего шанса на то, что Мэри удержит тяжесть мужчины, не говоря уже о мужчине с ребенком, именно ей придется спуститься на уступ. От одной только мысли об этом ее затошнило.

Нельзя давать себе времени на размышления!

— Я спущусь. Обвяжите меня веревкой. Я возьму мальчика на руки, и вы вытащите нас обоих. Сможете?

— Да! Я смогу. Я силен как бык! — Мужчина быстро начал обвязывать ее веревкой. Он так радовался возможности спасти сына, что не заметил страха Мэри. Как она ни старалась подавить свой страх, это ей не удавалось. Ноги подкашивались, и она боялась, что упадет в любой момент.

Когда веревка была надежно закреплена, Мэри подошла к краю, вытерла вспотевшие ладони о юбку. Ее нерешительный взгляд встретился со взглядом несчастного отца. Похоже, в первый раз он почувствовал что-то неладное, поскольку озабоченно нахмурился.

— Вы уверены, что сможете это сделать, мисс?

Она принужденно улыбнулась, пытаясь казаться спокойной.

— О да, вполне уверена!

Снизу снова донесся стон маленького Тома, и Мэри содрогнулась.

— Ну, поспешим, не то будет слишком поздно! — Мэри не знала точно, кого подгоняет: его или себя.

Больше торопить мужчину не потребовалось. Он обвязался веревкой, расставил ноги, словно старался врасти в землю. Мэри повернулась спиной к, казалось, бездонной пропасти и сглотнула комок в горле. Она пятилась, пока не почувствовала, что под пятками больше нет твердой почвы.

Бросив последний взгляд на лицо мужчины, Мэри осторожно соскользнула с края скалы и беспомощно повисла между небом и землей. Неописуемый ужас острыми когтями впился в нее. Она снова закрыла глаза, отчаянно вцепившись в веревку.

Боже милостивый! У нее не хватит сил! Она не сможет помочь мальчику… Мэри всхлипнула. Она согласилась бы ползти по битому стеклу, только не это! Но деваться было некуда.

Она уже готова была закричать от страха, но в этот момент мальчик опять застонал. Он приходит в сознание, и, если она не успеет, он свалится с уступа и разобьется насмерть.

Где она черпала силы, и откуда их столько взялось, Мэри не знала. Просто сосредоточила все свое внимание на предстоящей задаче и посмотрела вниз, разрешая себе видеть ребенка и только ребенка, его смертельно белые щечки, обмякшие тонкие ручки и ножки. Все остальное — звуки, ощущение цепляющихся за одежду камней и корней, даже страх — она затолкала в самые дальние уголки своего сознания.

Веревка все опускалась. Мэри медленно приближалась к уступу. Пара голубых глаз раскрылась и в замешательстве уставилась на нее.

— Слушай меня внимательно, — тихо, с уверенностью, какой она не испытывала, сказала Мэри. — Ты не должен двигаться, Том. Ты упал. Лежи спокойно. Я сейчас повернусь и возьму тебя на руки. Потом твой папа вытащит нас обоих наверх.

К ее величайшему облегчению, мальчик все понял.

— Ты сможешь сделать то, что я сказала? — спросила Мэри только для того, чтобы отвлечь ребенка.

— Да! — И, к ее удивлению, Том спросил с детской непосредственностью: — Вы новая жена молодого лорда?

Мэри кивнула в ответ.

Мальчик догадался, кто она, значит, удар головой оказался неопасным. Кстати, несчастный отец назвал ее «мисс», но она не могла винить его за это: бедняга был слишком расстроен.

Глава девятая

Черный жеребец мчался во весь опор. Йэн приближался к деревне, борясь с желанием повернуть коня и догнать жену.

Миновав деревню, он направился прямо к пристани, где должен был встретиться с рыбаками. Заставляя себя сосредоточиться на неотложном деле, он нашел глазами лодку. К его изумлению, рядом никого не было.

Только сейчас он осознал, что на пристани и вокруг нее вообще никого нет: ни женщин, обычно чистивших здесь рыбу, ни мужчин, чинивших паруса и сети, ни детей, занятых играми или поисками съедобных моллюсков. Никого!

Йэн нахмурился и посмотрел на пляж: сначала налево, потом направо.

Вдали вдоль пляжа бежали несколько жителей деревни. Они перекрикивались и указывали куда-то вперед. Интересно, что там могло случиться? Йэн повернул коня и поскакал за ними. Жеребец в мгновение ока покрыл разделяющее их расстояние, и Йэн уже приготовился окликнуть бежавших перед ним людей, когда увидел, что еще дальше, в том месте, где пляж становился узким и каменистым, собралась значительная толпа. Некоторые показывали на нависающие над пляжем утесы, но из-за выступающей скалы Йэн не видел, что происходит.

Еще более заинтригованный, Йэн поспешил дальше. Вот он обогнул скалу, и его сердце ушло в пятки. Он увидел женскую фигурку, болтающуюся над обрывом, и, к своему безмерному ужасу, понял, что это Мэри.

Он не хотел верить своим глазам, но кремовую амазонку невозможно было спутать ни с чем. Образ этого изорванного платья, образ Мэри, истекающей кровью на камнях, встал перед его мысленным взором, и Йэн застонал.

Он вспомнил тот день, когда нашел Мэри на лестнице колокольни в Карлайле. Она же боится высоты! Что могло подвигнуть ее на такое?

Не задумываясь, успеет ли он вовремя прийти ей на помощь, Йэн развернул жеребца и помчался назад, к дороге на скалы. Он не мог оставаться на берегу и бездействовать. Ветер хлестал его по лицу, но он не обращал внимания… и верил, что конь сам найдет дорогу.

Скачка, казалось, длилась вечность. Только когда он достиг, наконец, вершины утеса и нашел мужчину, вокруг пояса, которого была обвязана туго натянутая веревка, он снова начал видеть, слышать и соображать.

Йэн спрыгнул на землю. Он видел: мужчина уже подтянул Мэри почти к самому краю… она крепко прижимает что-то к груди… похоже, ребенка. Она сделала это, чтобы спасти ребенка!

Йэн упал на колени и крепко схватил жену, парившую над пропастью, и вряд ли услышал восторженные крики, донесшиеся с пляжа внизу.

Казалось, Мэри плохо сознавала, что происходит вокруг, и продолжала держать свою бесценную ношу. Йэн подхватил ее на руки, прижал к себе. Только когда он отнес Мэри подальше от обрыва, ему удалось отобрать у нее мальчика — и то лишь с помощью еще одного мужчины.

Отдав малыша отцу, Йэн трясущимися руками ощупал жену. Она лежала неподвижно, ее глаза были закрыты. Когда он дошел до бедер, то с ужасом обнаружил мокрое красное пятно.

— Тебе больно? Где? — прохрипел он.

Мэри открыла потускневшие глаза.

— Что?..

Йэн поднял ее голову, пытаясь заставить ее смотреть ему в лицо.

— Мэри, ты истекаешь кровью. Ты ранена?

Она в замешательстве смотрела на него, затем ее взгляд стал более осмысленным.

— Нет, нет, наверное, это кровь маленького Тома…

Йэн оглянулся на мужчину:

— У ребенка течет кровь?

— Нет, милорд, только шишка на голове. Больше я ничего не могу найти, — ответил тот, крепко прижимая к себе сына.

Йэн хмуро посмотрел вниз на пятно и увидел, как быстро оно растекается по платью. Загородив своим телом жену от нескромных взглядов, Йэн приподнял ее юбку и обнаружил вдоль внешней поверхности бедра рану — рваную, сильно кровоточащую, вероятно, нанесенную острым камнем.

— Мэри, это твоя кровь!

— Ничего страшного! Даже боли не чувствую. Ты должен позаботиться о Томе. Ему необходим доктор.

Мэри попыталась сесть. Йэн нежно и настойчиво удержал ее. Он видел последствия тяжелого испытания: пепельно-серое лицо, затравленный взгляд.

— Мэри, лежи спокойно.

Ее золотистые глаза в замешательстве устремились на него.

— Йэн, ну почему ты меня не слушаешь? Мы должны позаботиться о маленьком Томе.

— Твоя рана довольно серьезна, дорогая. Больше ты ничего не можешь сделать. Мы должны отвезти тебя домой.

Йэн встал и поднял жену на руки. Как раз в этот момент на дороге позади них появилась тележка, запряженная низкорослой лошадкой. Йэн повернулся так, чтобы Мэри могла видеть мужчин, укладывавших малыша в тележку.

— Вот видишь, он будет в полном порядке. Помощь прибыла.

Мэри со вздохом обмякла в его руках. Йэн опустил глаза и увидел, что она потеряла сознание.

Мэри открыла глаза и в некотором замешательстве обвела взглядом потолок. Ее последним отчетливым воспоминанием было блаженство в объятиях Йэна. После того все как-то смешалось: лица, голоса, ощущения.

Она смутно помнила, что ее внесли в эту комнату, осмотрели, затем, кажется, она выпила какую-то гадость. А потом туман превратился в полный мрак.

Раздался тихий стук в дверь. Она попыталась приподняться и, задохнувшись от резкой боли, пронзившей ногу, снова упала на подушки.

— Войдите…

Дверь открылась, и на пороге появился Йэн. На удивление всклокоченный, небритый. Под взглядом жены Йэн поднял руку и запустил ее в и без того взъерошенные волосы. Мэри смутно вспомнила, как руки Йэна вытащили ее на скалу, как он встревожился из-за раны на ее ноге. Должно быть, эта самая рана и причиняла ей теперь такое неудобство…

Закусив губу, Мэри смотрела, как Йэн молча пересек комнату и остановился у изножья кровати.

— Мэри, хорошо, что ты проснулась. Я заходил раньше, но ты еще спала.

Она кивнула, нетвердой рукой откинула золотистые кудри со лба и взглянула на окна. Между задернутыми шторами блеснули солнечные лучи.

— Должно быть, очень поздно. Прости меня. Не знаю почему, но я только что проснулась.

— Тебе не за что извиняться. Ты прошла через очень тяжелое испытание. Кроме того, доктор дал тебе настойку опия перед тем, как накладывать швы. Любой бы заснул надолго.

Мэри осторожно провела под простыней ладонью по бедру.

— Швы?

— Все оказалось настолько серьезно, что некоторое время тебе нельзя двигаться. Доктор настаивает, чтобы ты не ходила и не опиралась на ногу несколько недель.

— Недель? Я не могу…

Лицо мужа стало непреклонным.

— Можешь и будешь!

— Я не собираюсь лежать пластом неделями!

— Этого тебе не придется делать. Доктор сказал, что, как только рана начнет затягиваться, ты сможешь вставать. Правда, речь идет лишь о перемещении с места на место. Я сам буду носить тебя повсюду, куда только пожелаешь.

Глаза Мэри распахнулись от ужаса.

— Ничего подобного!

Меньше всего на свете ей хотелось такого близкого контакта с мужчиной, который так низко обошелся с ней. Тем более что его постыдные действия никак не повлияли на ее непокорные чувства.

— Думаю, есть вещи, которые не следует обсуждать после того, что ты вчера открыла мне.

— Я не хочу больше говорить об этом! — И Мэри отвернулась.

— Мне очень жаль, я не имел права злиться на тебя вчера. Я несправедливо обошелся с тобой, и не в моих силах изменить это. Я только надеюсь, что в будущем смогу искупить свою вину. На самом деле именно это я и пытался делать, как только осознал, как был не прав утром после нашей брачной ночи.

— Если это действительно так, почему ты чуждался меня? Я думаю, ты меня стыдился, ты больше не хотел меня.

— Чуждался тебя? Не хотел тебя? Невозможно быть дальше от истины! Я просто не чувствовал себя вправе касаться тебя, ведь, если бы ты знала правду, именно ты бы не хотела меня.

Мэри, почувствовав жар его взгляда, натянула покрывало повыше, надежнее прикрыла грудь.

— Благодарю за извинения, но в данных обстоятельствах это ничего не меняет. Йэн, ты так сердит на отца и, я думаю, на себя из-за смерти брата, что не можешь никому отдать свое сердце.

Последовавшее молчание казалось оглушительным. Наконец Йэн произнес:

— Вероятно, ты права. Не знаю, способен ли я любить кого-нибудь. Однако я надеялся, что мы… могли бы попытаться установить какие-то отношения… научились бы уважать друг друга, смирились бы друг с другом…

Мэри печально покачала головой.

— Йэн, я уважала тебя. Но сама не дождалась уважения. Как я смогу когда-нибудь доверять тебе?

Он вздрогнул, как от удара, и стал мрачным, как весь этот дом, полный призраков. Не глядя ей в лицо, произнес:

— Ты имеешь право так думать. Но я — твой муж, и это изменить нельзя. Мы постараемся вести себя как супружеская пара. Необходимо создать хотя бы видимость нормальных отношений перед обитателями этого дома и жителями деревни. Я должен им это, как их будущий господин.

С этими словами Йэн ушел, и дверь закрылась за ним, успешно предотвратив все возможные возражения. У Мэри не осталось никаких сомнений: Йэн поступит именно так, как сказал.

Три дня спустя доктор позволил Мэри встать с постели. Йэн вошел в спальню через несколько минут после того, как Франсис причесала Мэри и помогла ей одеться.

Мэри опустила взгляд на свои крепко сцепленные руки. Как запретить ему перетаскивать ее? По решительному выражению его лица она поняла: это бесполезно. Выбор был невелик: или она остается в своей комнате, или позволяет Йэну отнести себя в гостиную, где Франсис уже приготовила диван. Окинув быстрым взглядом спальню, хотя и прекрасную, но уже начинавшую казаться тюрьмой, Мэри решилась.

Стоит лишь пережить небольшое неудобство, и она сбежит отсюда на несколько часов! Мэри взглянула на стоящую рядом Франсис. Девушка почти не отходила от нее после несчастного случая. Встревоженные глаза Франсис сообщили госпоже, что она не оставит ее и сейчас. Таким образом, Мэри не останется с мужем наедине.

— Спасибо, что пришел помочь мне.

— Как я и сказал, я счастлив это сделать. Йэн наклонился, подхватил ее на руки и решительно пересек комнату. Франсис бросилась перед ними.

Только на один короткий миг, когда Йэн укладывал ее на диван, в его карих глазах Мэри увидела то, от чего ее дыхание остановилось: страстное желание. Но он тут же отвернулся к Франсис и абсолютно ровным голосом спросил:

— Я еще чем-нибудь могу помочь?

— Нет, благодарю вас, милорд, — ответила Франсис.

— Мэри, что бы ты еще хотела?

Мэри закусила губу.

— Пару книг из библиотеки. Франсис не умеет читать, а потому не может помочь мне. — И про себя Мэри добавила, что непременно исправит это, как только выздоровеет.

Йэн кивнул.

— Конечно. Я должен был сам подумать об этом… Уверен, что Барбара с удовольствием поможет тебе.

Мэри опустила глаза на зеленый с персиковыми узорами ковер. Кузина Йэна являлась к ней каждый день ровно в три тридцать и оставалась десять минут. И те десять минут были самыми длинными в жизни Мэри, поскольку обеим женщинам совершенно нечего было сказать друг другу…

— Барбара занята ведением хозяйства. Я не чувствую себя вправе доставлять ей дополнительные неудобства.

— Я вскоре вернусь с книгами, — коротко сказал он.

Йэн вышел, и Мэри огляделась. Она попросила, чтобы ее принесли в одну из комнат, которой когда-то занималась его мать.

Впечатление портили лишь задернутые шторы. Решительно задрав подбородок, Мэри повернулась к Франсис:

— Пожалуйста, отдерни шторы. Я не желаю сидеть в темноте.

Франсис вздрогнула, но немедленно отправилась выполнять просьбу хозяйки. Яркий солнечный свет хлынул в комнату через высокие окна, и Мэри почувствовала, как поднимается ее настроение.

— Что ты делаешь, Франсис? — прозвучал суровый голос Барбары.

— Франсис, пожалуйста, поднимись в спальню и принеси мою шаль, — тихо попросила Мэри.

Хорошенькая горничная озабоченно взглянула на госпожу.

— Вы уверены, миледи?

Мэри молчала, и Франсис, не переставая озабоченно хмуриться, покинула комнату.

— Я не желаю сидеть в темноте, — объяснила Мэри вошедшей кузине.

Высоко подняв брови, Барбара подошла к самому дивану.

— Как вы смеете нарушать распоряжения дяди Малькольма?

На помощь Мэри пришел сам Малькольм Синклер, вошедший в гостиную как раз в эту самую минуту.

— Благодарю за защиту, Барбара, но полагаю, что в этом случае я сделаю исключение. Мэри может открывать шторы, если желает.

Барбара с изумлением уставилась на графа.

— Но…

— Никаких «но». Мэри вольна делать все, что поможет ей быстрее выздороветь. Она проявила мужество, каким остальные члены семьи могут гордиться.

— Как пожелаете, дядя Малькольм. Я просто не хотела расстраивать вас. Извините меня, я должна проследить за обедом. — И Барбара вышла из комнаты, не оглянувшись. Ее спина была такой же прямой, как спинки стульев в парадной столовой.

Малькольм обвел печальным взглядом мебель, ковры, часы на каминной полке.

— Я не заходил в эту комнату много лет.

— Но почему?..

— Моя жена обставила ее незадолго до смерти. Она умерла в родах, дав жизнь Йэну. Я иногда приходил сюда, вспоминал нашу жизнь, но это было до того, как наш сын Малькольм… — Лицо старика посерело, вытянулось от скорби.

— Это был несчастный случай, — тихо сказала Мэри.

Старик кивнул.

— Да. В тот день свет и радость покинули мой дом.

Мэри вздрогнула. Боже милостивый! Неудивительно, что Йэн страдает, не в силах забыть прошлое.

— Но как же Йэн? Ведь он ваш сын! Вы несли ответственность за него.

Старик покачал головой. Его спина распрямилась и застыла.

— Из-за него умерли два человека, которых я любил больше всего в этом мире. Мне нечего было дать ему.

Хриплый вздох раздался от дверей. Там стоял Йэн, с лицом таким же белым, как его батистовая сорочка. Заметив сына, граф побледнел не меньше его.

Не говоря ни слова, Йэн подошел к дивану, осторожно положил книги на стол. Мужчины обменялись одним долгим взглядом. Затем Йэн вышел.

И это неудивительно, думала Мэри, глядя вслед мужу. Неудивительно, что он не умеет любить. Никто не любил его. Малькольм Синклер позволил горю затмить все остальное в своей жизни. Как ни жалеет он об этом теперь, может ли затянуться такая рана? Йэн с детства вынужден был в одиночестве справляться со своими потерями.

— Йэн нуждался в вас. Вам решать, будет ли это продолжаться, милорд.

Граф лишь покачал головой.

— Боюсь, что когда-то это было правдой. Но не теперь. Йэн — взрослый мужчина и больше не нуждается в моем внимании, да и не хочет его. Слишком много лет и слишком много обид с обеих сторон. — Его голос прервался. — Я понимаю, что вы пытаетесь помочь, и лишь из уважения к тому, что вы спасли ребенка, я терплю эту попытку вмешательства, но она будет последней. — Он помолчал. — Моя жена была очень похожа на вас — смелая, искренняя… но она умерла и предоставила нас, суровых мужчин, самим себе. И нам уже ничто не поможет.

Глава десятая

Йэн гнал белого жеребца по пастбищам. Он уже несколько дней доводил себя до полного изнеможения. Только так он мог хоть немного совладать с болью, угрожавшей полностью затопить его.

Йэн пришпорил коня, и тот с энтузиазмом прибавил скорость. В любое другое время Йэн испытал бы наслаждение, ведь он давно догадывался о скрытых возможностях этого жеребца. Если и дальше уделять ему столько же сил и времени, то можно будет доверять ему не меньше, чем Бальтазару.

В эти дни Йэн оставлял лошадей только для того, чтобы выполнить обещание, данное Мэри: переносить ее, куда бы она ни захотела. Втайне от жены он проинструктировал Франсис посылать за ним в любое время. Девушка восприняла это как проявление любви с его стороны, так как заговорщицки улыбнулась и затем охотно выполняла его волю.

Отчуждение Мэри, отклонение попыток примирения задевали Йэна. Он помнил ее сочувственный взгляд, когда случайно услышал слова отца. Но не сочувствия он хотел от нее. Йэн не нуждался в ее сочувствии.

Мэри полулежала на диване, забыв о книге на коленях.

В комнату вошла Франсис, и Мэри обрадовалась возможности отвлечься.

— Леди Мэри, к вам пришла Эмма Смит, мать маленького Тома.

Мэри села прямее и улыбнулась. Хоть она еще не могла ходить, движения уже не вызывали у нее такой боли, как вначале.

— Пожалуйста, приведи ее.

Франсис поспешила из комнаты и вскоре вернулась с женщиной, одетой в домотканую одежду, чистую, аккуратно чиненную. Ребенок, цеплявшийся за ее юбки, был одет так же опрятно.

Франсис официально объявила гостей:

— Миссис Эмма Смит и юный Том Смит, миледи.

Малыш выглянул из-за материнских юбок, и Мэри увидела, что опасное приключение не оставило неприятных последствий: его круглые щечки полыхали здоровым румянцем, широко раскрытые глаза смотрели на Мэри и окружающую обстановку с детским любопытством.

— Миссис Смит, как приятно, что вы пришли.

Эмма Смит почтительно присела в реверансе.

— Благодарю вас, миледи.

Мэри указала на стул рядом с собой:

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Эмма нерешительно присела, обняв за плечи сына, прислонившегося к подлокотнику кресла, и с уважением и некоторой нервозностью сказала:

— Я пришла потому, что хотела лично поблагодарить вас, миледи, выразить свою безмерную благодарность за то, что вы сделали для моего ребенка. Моя семья и все жители деревни счастливы, что лорд Йэн нашел себе такую добрую и смелую жену. Мы надеемся, что вы будете жить вместе долго и счастливо и скоро у вас будут свои дети. — И Эмма Смит чуть крепче обняла сына.

— Я не сделала ничего особенного, — ответила Мэри, краснея.

— Но, миледи, вы же могли разбиться. И так поранились!

Мэри пожала плечами.

— Благодарю вас, я быстро выздоравливаю. Ничего непоправимого со мной не случилось. Франсис, попроси, пожалуйста, приготовить нам чай.

Когда горничная покинула комнату, Эмма Смит встала.

— Миледи, в этом нет нужды. Мы с Томом пришли только поблагодарить вас.

Мэри жестом попросила ее сесть.

— Я делаю это не из чувства долга, я искренне рада вашей компании. Пожалуйста, сядьте. Я давно хотела познакомиться с деревенскими женщинами, но, к несчастью, пока совершенно не могу передвигаться. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы остались к чаю.

— Миледи, я не должна. Это неправильно!..

От дверей раздался голос Малькольма Синклера:

— Миссис Смит, вы непременно должны остаться к чаю! Я настаиваю на этом.

Граф вошел в комнату и подвинул стул к дивану.

Мэри приветливо улыбнулась старику. В последние дни граф частенько захаживал к Мэри в гостиную к пятичасовому чаю.

Эмма присела в реверансе.

— Добрый день, милорд.

— Садитесь, садитесь. — Малькольм махнул рукой на ее стул и взглянул на ребенка. — Это тот самый молодой человек, из-за которого столько волнений?

Мальчик огромными глазами смотрел на безупречно одетого и обычно сурового джентльмена. Ласковый тон графа поражал.

Появление Франсис и лакея с тяжелым чайным подносом прервало беседу. По указанию горничной лакей поставил поднос на низкий столик перед диваном.

— Благодарю, Франсис, — сказала Мэри и кивнула лакею: — Спасибо, Чарльз.

Мэри стала разливать чай. Она уже знала, что Малькольм любит чай с молоком и тремя ложечками сахара. Граф взял у нее чашку и кивком выразил благодарность. Затем Мэри передала чашку Эмме, смешала чай малыша с молоком. Том с интересом разглядывал пирожные.

Мэри взяла одну из тонких фарфоровых тарелочек и взглянула на мать.

— Можно ему пирожное?

— Да, но только одно.

Мальчику это явно не понравилось, но он ни словом не выразил протест. Чем больше Мэри наблюдала за этой женщиной и ее ребенком, тем больше они нравились ей. Эмма прививала малышу хорошие манеры. Было бы приятно продолжить это знакомство, хорошо бы вообще встретиться с остальными жителями деревни. Мэри с нетерпением ждала того дня, когда больная нога позволит ей передвигаться. Возможно, принося пользу кому-то, она сможет отвлечься от несчастий своего брака.

— Позволите к вам присоединиться? Услышав этот голос, Мэри вздрогнула, чуть не выронив чашку. Йэн стоял за стулом Эммы Смит.

— Конечно, — кивнула она.

— Лорд Синклер! — Эмма Смит вскочила и присела в реверансе.

— Садитесь, пожалуйста, — спокойно сказал Йэн. — Рад видеть вас и мальчика. Похоже, он совершенно не пострадал.

Эмма присела на краешек стула, явно испытывая все большую неловкость.

— Милорд, я пришла в Синклер-Холл повидать вашу жену. Я хотела, чтобы она и все вы знали, как мы счастливы, что она здесь. Если бы не она… — Голос Эммы сорвался.

— Не надо об этом, — вмешалась Мэри. Лицо Йэна сохраняло все то же непроницаемое выражение.

— Ваша искренняя благодарность делает вам честь, миссис Смит.

Мэри хотелось съежиться под пристальным взглядом мужа, но она сдержалась. Йэн уселся на двухместный диванчик напротив Мэри, стараясь не встречаться взглядом с отцом. Старик вел себя точно так же. Напряжение между ними было почти осязаемым, нервы Мэри напряглись до предела, и тут, в довершение всего, раздался голос Барбары:

— О, что у нас здесь? Чаепитие? Барбара неодобрительно оглядела Эмму Смит, затем мальчика и, почувствовав внимательный взгляд Мэри, презрительно изогнула брови. Она уселась рядом с Йэном на тесный диванчик. Стараясь не смотреть в ту сторону, Мэри вежливо заговорила с Эммой, стала расспрашивать ее о деревенских женщинах, пытаясь разузнать, сможет ли быть чем-либо полезной. Ей понадобилось немного времени, чтобы понять: дел — непочатый край.

Вскоре Эмма Смит решительно поднялась и попрощалась.

Сосредоточившись на своей чашке, Мэри тщательно избегала высокомерного взгляда Барбары, но не могла заставить себя отпить хотя бы глоток… и вдруг чашку вынули из ее пальцев. Мэри подняла глаза. Йэн возвышался над ней. Его лицо — все та же непроницаемая маска.

— Не хочешь ли подняться в свою комнату? Мне кажется, тебе не помешал бы отдых.

Мэри молча кивнула. Она чувствовала себя усталой, опустошенной. Ей действительно необходимо было побыть одной. Даже если это означало пару минут в объятиях мужа. Йэн не стал мешкать, и Мэри подумала: как он спешит выполнить неприятную обязанность!..

Направляясь к лестнице с Мэри на руках, Йэн старался не думать о том, какая она изящная, теплая… старался не замечать, как пересохло у него во рту, когда шелковистые волосы коснулись его лица… как напрягся он, когда ее упругая грудь прижалась к его груди.

— Как ты себя чувствуешь?

— С каждым днем все лучше. Совершенно нет нужды нянчиться со мной. Думаю, скоро я смогу передвигаться самостоятельно.

— Доктор Эван говорит, что тебе не следует ходить, по меньшей мере, еще несколько дней.

— Боюсь, что он и все вы излишне осторожны, — чопорно ответила Мэри.

Когда, наконец, они достигли ее спальни, Мэри увидела, что постель уже готова, и окинула взглядом комнату, надеясь найти Франсис. К ее огорчению, горничной в комнате не было.

Положив жену на прохладные простыни, Йэн замешкался на мгновение, затем резко отстранился и отвернулся.

В этот момент гнев совершенно ослепил ее. Сквозь туман гнева она услышала, как открылась и закрылась ее собственная дверь, затем дверь Йэна. Несколько долгих минут Мэри лежала на кровати, вспоминая нанесенные ей оскорбления, и с каждым воспоминанием ее дыхание становилось все более судорожным. В конце концов, напрочь позабыв о больной ноге, Мэри вскочила.

Не задумываясь над разумностью своих действий, она решительно направилась к смежной двери. Лишь боль в бедре не позволяла ей двигаться так быстро, как хотелось бы. Наконец она достигла цели и собралась громко постучать, но, как ни странно, только она повернула ручку, дверь распахнулась.

Мэри замерла. Йэн сидел на стуле у изножья кровати.

— Почему ты ходишь? Ты же знаешь, что тебе нельзя!

Мэри покраснела, затем уверенно сказала:

— Я сама могу позаботиться о себе! Но, Йэн, ты и на это не обращаешь внимания. Ты всегда делаешь только то, что хочешь.

— Всегда делаю только то, что хочу?

Не успела Мэри отреагировать на это заявление, как Йэн в два прыжка очутился около нее и прижался губами к ее губам. Мэри задохнулась и… ответила ему так же пылко. Пальцы Йэна запутались в ее волосах, она упивалась ощущением его мощного тела, прижавшегося к ней. Йэн не делал никаких попыток скрыть от нее свое возбуждение.

— Мэри, — прохрипел он, осыпая ее поцелуями, и у нее мурашки побежали по коже, — я и сейчас не нужен тебе?

— Я… о, не спрашивай меня, — ответила она и закусила губу, услышав свой прерывающийся голос. То, что они сейчас делают, ни к чему хорошему не приведет! Один Бог на небесах знает, как сильно она нуждается в этом мужчине!

— Как ты прекрасна!..

— Йэн, пожалуйста!

Это не должно случиться!

— Пожалуйста — что? — прошептал он, обжигая ее лицо своим жарким дыханием.

— Пожалуйста…

— Сделать это?.. — Йэн провел губами по ее виску. — И это?.. — Он поцеловал ее скулы. — И… — Йэн стянул ее платье с одного плеча, его губы заскользили по нежной коже. Мэри задрожала и прижала руку к груди, чтобы не дать ему снять с нее одежду. Йэн поднял голову и вопросительно взглянул на нее. — В чем дело, Мэри?

Его губы приблизились к ее губам… Мэри показалось, что Йэн не может не слышать грохот ее сердца.

— Мы не должны этого делать, — с трудом выдавила она. — Столько случилось всего, чего не должно было случиться.

Йэн посмотрел в ее глаза… на губы.

— Почему мы не можем начать с самого начала?

Сколько соблазна было в его словах! Но вспомни, как он оскорбил тебя, как обманул твое доверие! И Мэри в отчаянии замотала головой.

— Нет, Йэн, я не могу!

Он стиснул зубы.

— Почему, почему мы не можем начать сначала? Неужели я настолько отвратителен и жалок, что ты не сможешь простить меня?

Мэри снова покачала головой, не желая говорить правду. Она не доверяла самой себе. Она так сильно хотела, чтобы кто-то заботился о ней, что вышла замуж за человека, лишь притворявшегося, что осуществит ее мечты. Как же она ошиблась! Именно эта ошибка не позволит ей довериться ему вновь. И никакие его слова не заставят ее изменить свое решение.

— Нет, Йэн, это не так! Я хочу, чтобы ты знал: я прощаю тебя за то, что ты женился на мне… из-за… по своим причинам… Я понимаю, как сильна вражда между тобой и твоим отцом, понимаю, как ослеплен ты своим гневом.

Йэн только кивнул.

— Да, мои отношения с отцом далеки от идеальных, и это действительно затмило мой разум. Я вел себя как дурак… как мальчишка! — Он протянул ей руку. — Но теперь я буду вести себя как мужчина. Я буду тебе мужем.

Что ей делать? Как отчаянно она хотела того, что этот мужчина сейчас предлагает ей. Хотела, чтобы он был ее мужем. Хотела нормальной супружеской жизни. Но разве это возможно? Йэн осудил свой поступок, но это не научило его любви. Могла ли она довериться только своим чувствам? Могла ли позволить себе полюбить этого мужчину после столь ужасной ошибки?

И Йэн замер и отступил. Стал далеким — таким далеким, как звезды.

— Значит, так тому и быть! Ты смотришь на меня как на лорда Грешника, и им я для тебя останусь. — Он учтиво поклонился, подхватил жену на руки, быстро отнес в ее спальню и положил на кровать… отступил, снова поклонившись с холодной вежливостью. — Прошу простить меня, Мэри.

Глава одиннадцатая

Весь следующий день Мэри провела в своей комнате, не желая никого видеть.

Она попыталась ходить. Бедро еще беспокоило, но боль была вполне выносимой. Мэри сама добралась до дальнего угла комнаты, где стоял ее письменный стол. Там она написала письмо Виктории, вынужденно короткое, ибо невозможно было посвящать подругу в свои проблемы.

Закончив письмо, Мэри вернулась к окну и села в кресло.

Вскоре вошла Франсис, относившая прачке белье, и Мэри отдала письмо девушке, чтобы та отправила его.

Ночью Мэри долго лежала без сна в своей постели, и новая идея пришла ей в голову. Стараясь двигаться тихо, чтобы Йэн не услышал ее, Мэри осторожно поднялась. Несколько раз она прошлась взад-вперед по комнате, стараясь не сильно опираться на больную ногу. В последние дни ей вообще стало казаться, что она зависит от других гораздо больше, чем требует того ее состояние.

Следующий день Мэри провела примерно так же, как и предыдущий, и все так же тщательно скрывала, что упражняет больную ногу.

Йэн не пытался даже увидеться с ней — либо он забыл о своих намерениях начать все заново, либо вообще говорил то, чего не думал.

И в эту ночь Мэри решила прогуляться уже по дому. Час был поздний, все погрузилось в тишину, так что она могла бы добраться до галереи в конце коридора, не встретив ни одной живой души.

Боясь, что ее авантюра раскроется, Мэри старалась держать ухо востро. Впрочем, вряд ли ей удалось бы услышать чьи-либо шаги, так она была сосредоточена на собственном передвижении. Дважды преодолев коридор, Мэри была вполне готова к возвращению в собственную постель. Чудесно! Очень скоро она сможет сообщить домочадцам, что снова передвигается самостоятельно.

На следующую ночь, как только дом затих, Мэри, в одной ночной сорочке, снова отправилась тренироваться. Коридор, как и накануне, был темен, только ее свеча освещала путь. Не желая рисковать, Мэри не стала зажигать настенные канделябры.

Сегодня она уже не так сильно нервничала и, после вчерашнего успеха, решила пройти вдвое больше.

Осторожно продвигаясь по коридору, она обратила внимание на портреты предков Йэна, словно сверливших ее глазами. Но Мэри не было страшно. Ей казалось, что они одобряют ее усилия. В течение многих поколений эти люди были хозяевами всей округи. Безусловно, они аплодировали бы ее стремлению к независимости. Они бы поняли, почему Мэри так не хочет отдавать свое счастье и благополучие в руки того, кто уже обидел ее…

Преодолевая коридор в третий раз, Мэри почувствовала нечто странное, будто что-то не так. Высоко подняв свечу, она огляделась, но не увидела ничего в круге света. Дальний конец коридора тонул во мраке, и, вглядываясь в темноту, Мэри снова ощутила неладное. Приказав себе не поддаваться глупым фантазиям, она вытерла рукавом пот со лба. Просто она начала уставать. Вот и все.

Мэри решительно продолжила свой путь. В конце коридора была лестница, ведущая в кухню. Семья никогда не пользовалась этой узкой лестницей, она была предназначена для слуг. Прямо напротив лестницы было узкое окно с длинными бархатными шторами, скрывавшими редко используемый диванчик. Вот там-то Мэри и собиралась передохнуть.

Однако с каждым шагом ее дурные предчувствия все усиливались.

— Я просто устала, — тихо сказала она вслух, пытаясь подбодрить себя.

Добравшись до лестницы, Мэри на секунду остановилась, ухватившись для опоры за перила. Краткий отдых, и она повернет к диванчику под окном.

Глубоко вздохнув, она отпустила перила.

Именно в этот момент чья-то рука впилась в ее спину, и не успела Мэри осознать, что происходит, как кто-то с силой толкнул ее. С криком ужаса она полетела вперед, отчаянно пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь. Свеча выпала из ее руки. Ей удалось ухватиться за перила сначала одной рукой, потом обеими. Она снова вскрикнула, больно ударившись.

Пытаясь сесть, она осторожно подтянулась, но страшная боль словно разорвала ногу. Пришлось переждать несколько долгих секунд, пока боль чуть-чуть не притихла.

Затем Мэри со стоном села. И только тогда вспомнила, что надо бы оглянуться… но не увидела ничего, кроме мрака. Свеча ее погасла, что в некотором смысле следовало считать удачей. Не хватало еще поджечь Синклер-Холл! Однако теперь у нее не было никакого шанса узнать, кто же попытался сбросить ее с лестницы.

В дальнем конце коридора показался мерцающий свет, и Мэри охватила паника. Должно быть, своими криками она разбудила кого-то из домочадцев! Свет приближался, и вскоре Мэри узнала Малькольма Синклера. Видимо, она оказалась слишком близко от его комнат. Увидев Мэри, граф охнул и бросился вперед.

— Боже мой, Мэри, — послышался встревоженный голос Йэна. Он появился в коридоре, держа в руке канделябр… одновременно с Барбарой в прозрачном пеньюаре. Ее темные волосы рассыпались по плечам. Даже при тусклом свете ее щеки пылали румянцем, глаза сияли.

Мэри не могла удержаться от изумления. Она и не думала никогда, что Барбара может выглядеть так соблазнительно! До сих пор кузина была такой холодной и элегантной! Сейчас же Барбара выглядела так… Мэри взглянула на Йэна. Волосы всклокочены, халат — видимо, в спешке — кое-как натянут на голую грудь. Она отвернулась, старательно отводя глаза от Йэна, упавшего рядом с ней на колени.

— Мэри, что случилось? — в ужасе воскликнул он.

— Я упражняла йогу… — Мэри умолкла, поскольку мужчины удивленно уставились на нее, но затем гордо вскинула голову. — Пожалуйста, не читайте мне нотаций! Я помню, что доктор не разрешил, но уверяю вас, я тренируюсь уже несколько дней, и все было хорошо!..

— Очевидно, не так хорошо, как ты хотела бы нас убедить. Ты упала и разбилась! — Йэн был разгневан.

Мэри прищурилась и посмотрела на мужа в упор.

— Я не падала. Меня толкнули!

Воцарилось долгое молчание. Затем все трое заговорили одновременно:

— Но это невозможно!

— Кто осмелился бы на такое?

— Вы ошиблись…

Ее толкнули, однако ни один из них и слушать не хочет! Даже Йэн!

— Уверяю вас, меня толкнули! Поскольку никто мне не верит, нет смысла продолжать обсуждение.

Йэн побледнел.

— Трудно представить, что кому-то в этом доме пришло в голову причинить тебе вред!

Слуги и жители деревни благословляют землю, по которой ступает твоя нога.

— Мы никого не видели, а прибежали сюда сразу, как только услышали ваши крики. Как кто-то мог проскользнуть мимо нас? — ласковым тоном произнесла Барбара. Но глаза ее прищурены, губы крепко сжаты.

— Вы просто переутомились, — предположил граф. — И вам это показалось.

— А теперь… — заявил Йэн, — Мэри лучше лечь в постель. Я хочу посмотреть ее рану.

Мэри сложила руки на груди.

— В этом нет абсолютно никакой необходимости. Все нормально.

Нога действительно болела уже не так сильно.

Йэн не обратил внимания на ее уверения.

— Я отнесу Мэри в ее комнату и осмотрю рану. Если кто-то желает продолжить дискуссию, мы сделаем это утром.

— Может быть, нужна моя помощь? — предложила свои услуги Барбара.

Йэн отрицательно покачал головой и резко отвернулся от кузины. Через секунду Мэри оказалась в крепких объятиях мужа. Его сильные руки, его сильное тело — больше она уже ничего не чувствовала.

Он вошел в ее спальню и тщательно прикрыл за собой дверь, осторожно уложил жену на кровать и осмелился взглянуть в ее золотистые глаза.

— Теперь можешь идти, — сказала Мэри. — Мне не нужно твое обследование. Утром мы пошлем за доктором Эваном.

Не услышав ответа, Мэри оперлась на локти и свирепо уставилась на мужа. Золотые волосы рассыпались по плечам.

Разочарованно вздохнув, он выпрямился.

— Но сейчас-то что? Чем я рассердил тебя? Господи, Мэри, я больше не в силах жить без тебя! Я так сильно хочу тебя, что не могу думать ни о чем другом — ни днем, ни ночью. Я метался по своей комнате, мечтая получить право войти к тебе. А потом услышал твой крик… Почему ты всегда отвергаешь меня?

Кровь бросилась Мэри в лицо. Значит, он не был с Барбарой! Он думал о ней! Желал ее!

— Отвергаю тебя, Йэн? Не обвиняй меня. Я никогда не делала ничего подобного!

— Не отвергала?

Она была сейчас невыразимо прекрасна. Ее груди вздымались и опускались под тонкой ночной сорочкой… соски под его взглядом затвердели. Мэри охнула и попыталась прикрыться руками, но было слишком поздно. Тело выдало ее. Она хотела его так же сильно, как он ее.

Не в силах сдержаться, Йэн прижался губами к ее рту.

Со стоном отчаяния Мэри протянула руки, чтобы оттолкнуть его. Но они, против ее воли, сомкнулись вокруг его шеи.

Йэн обнял ее, притянул еще ближе к себе. Его поцелуй из робкого превратился в требовательный. Мэри таяла в его объятиях, не в состоянии уже думать ни о чем, кроме опаляющего жара его тела, словно перетекающего в ее собственное. Ее ноги раскрылись ему навстречу.

Йэн приподнялся, и одна его рука скользнула между ее бедрами.

— Мэри, милая, чудесная Мэри!

Медленно, осторожно его рука скользила по ее дрожащему животу, затем вверх к груди, лаская набухший сосок. Жаркие волны накатывались на тело. Ее грудь разбухала и ныла от желания, словно стремясь навстречу его прикосновениям. Но Йэн не спешил. Его пальцы скользнули к другой груди, лаская, требуя и утешая.

— О, пожалуйста, Йэн, пожалуйста!..

Йэн откинулся назад с хриплым смешком.

— О, Мэри, я почти забыл, как легко ты отзываешься на мои ласки, какие восторги ты даришь мне!

Мэри взглянула на него из-под отяжелевших век. Откуда-то, из самых глубин ее сознания, появилось желание увидеть Йэна таким же беспомощным от страсти, какой она чувствовала себя.

У нее было так мало опыта! Всего одна ночь. Но она была женщиной и чувствовала, что нужно делать. Надо сосредоточиться на том, что доводит ее собственное тело до такого неудержимого желания. Вероятно, мужчины испытывают то же самое.

Мэри неторопливо развязала его халат и прижалась губами к его теплому телу. Сколько раз Йэн переносил ее из одной комнаты в другую, столько же раз она представляла, как целует, ласкает пальцами эту мускулистую грудь.

Мэри приподнялась и толкнула мужа навзничь на постель. Йэн вопросительно взглянул на нее, и она покачала головой.

— Тсс, Йэн! Теперь будет по-моему.

Он подчинился и лишь смотрел затуманенным взглядом, как она склоняется к нему, как ласкает языком его грудь. Усилия Мэри были вознаграждены почти немедленно: Йэн затаил дыхание, закрыл глаза, его пальцы погрузились в ее волосы.

— Мэри, Мэри…

Незнакомое чувство собственной власти охватило ее, и она захотела сделать больше, заставить его дрожать от страсти, как он заставлял ее. Ее язык скользнул ниже, и она почувствовала, как сократились мускулы его живота. Ее собственное тело отозвалось новой вспышкой желания. Но когда ее голова склонилась еще ниже, к темным волосам между его бедрами, Йэн остановил ее.

— Нет, милая. Ты не готова к этому… пока…

Он притянул ее к себе, и она распласталась на его теле. Их губы встретились, раскрылись, его горячий язык заметался у нее во рту, кровь запульсировала в жилах с бешеной скоростью, и Мэри утонула в ощущении его в себе… под собой… вокруг себя…

Руки Йэна ласкали ее, затем прижали ее бедра к его телу. Больше ждать она не могла. Раскинув ноги, она вобрала его в себя, прежде чем он успел остановить ее, и изогнулась в исступлении. Йэн задохнулся от изумления и наслаждения.

Мэри улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Только не говорите, что я не готова к этому, милорд муж! Ибо я это сделала.

Йэн обхватил ладонями ее ягодицы и вошел в нее. Мэри почувствовала, как открывается ему, принимая его в самые секретные глубины своего тела и души.

И когда она задохнулась в экстазе, Йэн замер и выкрикнул ее имя:

— Мэри!

Глава двенадцатая

Мэри просыпалась медленно, тело, словно не желало подчиняться пробуждающемуся сознанию. Откуда такая вялость? В следующее мгновение она сидела в постели, глядя на пустую подушку рядом с собой.

Йэн!

Боже милостивый, он занимался с ней любовью! Мэри тут же поправила себя — они занимались любовью, и лицо ее вспыхнуло жарким румянцем. Ни одна женщина не могла бы быть более нетерпеливой, более страстной в объятиях мужчины, чем была она!

Мэри поднесла заледеневшие ладони к горящим щекам. Что же она наделала?

Раздался стук в дверь, и, крикнув: «Подождите!», Мэри бросилась разыскивать свою ночную сорочку. Одевшись и откинувшись на подушки, она добавила как можно спокойнее:

— Войдите, пожалуйста.

Вошла Барбара. Не обманутая натянутой улыбкой визитерши, Мэри изобразила на лице радость, но почувствовала, что у нее получилось не лучше, чем у Барбары.

— Мэри, надеюсь, я вас не потревожила?

— О нет, конечно, нет. Доброе утро, — поспешно ответила Мэри.

Приблизившись к постели, Барбара сложила на груди руки.

— Надеюсь, вы чувствуете себя лучше.

— Да, благодарю вас, — ответила Мэри, потупившись и желая лишь одного: чтобы Барбара высказалась и ушла. Но Барбара уселась на стул у кровати.

— Боже, вы даже не представляете, как напугали нас своими криками посреди ночи. Йэн побледнел, словно призрак.

Мэри быстро взглянула на Барбару.

— Вы и Йэн были вместе?

Барбара потупилась, затем с явной неохотой кивнула.

— Я… да, мы были вместе. Не думаю, что следует это отрицать. Мы… просматривали домашние счета. — Барбара явно отчаянно соображала на ходу и закончила фразу неловким смешком. — Мы вели себя совершенно невинно. Ничего предосудительного. Вы прекрасно знаете о наших с Йэном истинных чувствах друг к другу, но можете быть спокойны: он не нарушал данных вам клятв!

Мэри пристально взглянула на соперницу. Широко распахнутые глаза, довольная улыбка. Но все преувеличенно, все нарочито! Могла ли Барбара солгать? Или солгал Йэн? Эта мысль пронзила Мэри словно кинжалом.

— Вам нет нужды оправдываться, — тихо сказала она. — Я ни в чем вас не обвиняла.

— Конечно, не обвиняли. Я просто не хотела, чтобы вы подумали… — Барбара многозначительно умолкла. — Меня особенно встревожило ваше предположение, что кто-то толкнул вас, хотя оно кажется мне совершенно невероятным. Последние несколько дней вы оставались в вашей комнате. Боюсь, вам нездоровилось, вы переутомились, и ваше воображение разыгралось.

— Я не переутомилась, и воображение мое не разыгралось! Кто-то действительно толкнул меня!

Барбара прижала ладонь к груди, обтянутой темно-синим шелком.

— Я вижу, что огорчила вас. Простите. Я только хотела узнать, как вы себя чувствуете после вчерашнего приключения.

Мэри спокойно встретила взгляд Барбары.

— Я чувствую себя хорошо.

Кузина встала.

— Я… ну, я рада. Не буду больше утомлять вас.

— Благодарю за заботу.

Как только дверь за Барбарой закрылась, Мэри сбросила одеяло. Так Йэн был с кузиной? Выходит, он солгал! А сказал, что был один в своей комнате, думал о ней, Мэри! Однако зачем лгать, если, как настаивала Барбара, им нечего скрывать? И почему посреди ночи Йэн помогал ей проверять счета, одетый всего лишь в халат? Насколько Мэри помнила — а помнила она совершенно отчетливо, — под этим халатом не было ни лоскутка!

Мэри вскочила и подошла к огромному дубовому гардеробу. Боли в ноге она уже не чувствовала, лишь немного хромала.

Йэн солгал. Он был с Барбарой! Неужели он думает, что с женой низкого происхождения можно не считаться, пользоваться ею без всяких угрызений совести?

Что ж! Ей еще раз напомнили о ее же собственной глупости — сама виновата. Ничто не заполнило и не заполнит пустоту в ее душе. И с каждым новым оскорблением мужа эта пустота становилась все мучительнее.

Йэн бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Сегодня утром, глядя на спящую Мэри, он вдруг почувствовал к ней такую нежность… ничего общего с той страстью, что охватила их ночью. Он ощущал себя счастливым, просто лежа рядом с ней.

Он хотел разбудить ее и сказать об этом, но она спала так крепко!..

Йэн решил навестить своего белого жеребца, а к его возвращению жена наверняка проснется. Однако белый жеребец в этот раз не получил полной доли хозяйского внимания. Йэн повернул назад, стремясь побыстрее вновь увидеть Мэри.

На мгновение он замешкался перед ее дверью, раздумывая, должен ли постучать. Из комнаты не доносилось ни звука. Йэн покачал головой. Нет, он просто тихо проскользнет внутрь на тот случай, если Мэри еще спит. Он осторожно открыл дверь, его пылкий взгляд упал на кровать. Пусто. Одеяла отброшены.

Йэн быстро обвел взглядом комнату и увидел перед распахнутыми дверцами гардероба Мэри. Очень хмурую Мэри.

— Убирайся! — выкрикнула она.

— Что?

Мэри уперла руки в стройные бедра и высоко задрала дерзкий носик.

— Я же сказала, сэр, я хочу, чтобы вы ушли!

Йэн вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Разве она не обязана объяснить причину своей ярости? Если думает, что он просто уберется без всяких объяснений, поджав хвост, то жестоко ошибается!

Мэри следила за ним, задыхаясь от возмущения.

— Как ты смеешь? Я не хочу видеть тебя здесь!

— А я не уйду без объяснений. Какой дьявол в тебя вселился на этот раз?

— Какой дьявол?! — Мэри откинула за плечо длинные волосы. — Как будто сам не знаешь!

Йэн оцепенел.

— Мэри, я пытался доказать тебе, как сожалею об этом. Больше всего на свете я хотел бы забрать назад все, что сделал, но это невозможно. В моих силах — лишь вести себя честно сейчас и в будущем.

Холодный огонь загорелся в ее золотых глазах.

— Ты хочешь сказать, что был честен со мной?

Господи! Неужели они обречены бесконечно пережевывать одно и то же?

— Да, полагаю, я был честен. Я думал, что мы больше не будем вспоминать о старом. Мэри, я признал свою неправоту. Неужели ты не можешь найти в себе силы простить меня больше чем на несколько часов?

Не сумев подавить слезы, Мэри повернулась к мужу спиной.

— Я хотела бы простить тебя за старое и попытаться построить с тобой жизнь, если бы ты был честен со мной. Но ты не был!..

Никогда в жизни Йэн не испытывал подобного замешательства. О чем она говорит?

— Мэри! — Йэн попытался скрыть свое раздражение. — Пожалуйста, расскажи, что случилось. Последние слова, которыми мы обменялись, были далеко не гневными.

— Я не могу, Йэн, потому что ты все равно станешь отрицать. И даже если бы не было той неразрешимой проблемы, есть другие трудности, которые невозможно преодолеть.

— И каковы же эти непреодолимые трудности?

— Ты никогда не будешь считать меня равной себе, — ответила Мэри, не глядя на него. — Я навсегда останусь дочерью викария, а ты — графским сыном. Я поняла это в тот день, когда сажала розы, и ты накинулся на меня в саду. Конечно, более знатная женщина не стала бы возиться в земле, как крестьянка.

Йэн стоял буквально в нескольких сантиметрах от нее и страстно хотел протянуть руку, провести ладонью по спутанным золотым волосам. Даже в гневе он испытывал нежность к этой женщине.

— Мэри, я не лгал тебе!

— Ты лгал мне! Прошлой ночью ты сказал, что был в своей комнате и думал обо мне. Но я узнала, что это неправда!

Йэн покачал головой, еще более сбитый с толку, чем раньше.

— О чем ты говоришь?

— Ты был не один в своей комнате прошлой ночью! — отчеканила она.

Йэн ударил кулаком по ладони другой руки.

— Полная чушь! Кто рассказал тебе эту нелепую сказку?

— Йэн, ты знаешь это так же хорошо, как и я… нет, ты знаешь это лучше меня! Я не стану опускаться до омерзительных деталей.

— Почему ты не можешь просто поверить мне?

— А почему я должна верить тебе, если ты сам не веришь моим словам? Прошлой ночью ты не поверил, когда я сказала, что меня толкнули.

— Мэри, это какое-то испытание? Мое согласие докажет, что я уважаю тебя? То есть я должен поверить, что тебя хотели сбросить с лестницы? Но ведь за то короткое время, что ты живешь здесь, все полюбили тебя! Даже мой отец! — Как он ни старался сдержаться, в его последних словах прозвучали грустные нотки. — И как нападавший смог бы, проскочить мимо меня, Барбары и моего отца?

— Это я не могу объяснить, но я точно знаю, что произошло со мной!

Йэну показалось, что его сердце вот-вот перестанет биться.

— Как мне переубедить тебя, Мэри?

— Ты ждешь доверия от меня, докажи и мне свое доверие! Расскажи о своих секретах.

— Каких секретах? — спросил он очень тихо.

— Ты знаешь! Ты сам говорил мне, что отец имеет свое мнение о смерти твоего брата. Что случилось в тот день?

Почему она бередит его старые раны? В конце концов, он может ей рассказать, хотя это ничего и не решит. Его холодные глаза встретились с решительными глазами жены.

— Мой отец считает, что это я управлял экипажем, когда тот перевернулся, но он ошибается. Я действительно просил Малькольма дать мне поуправлять новым фаэтоном, и отец знал об этом, но Малькольм не уступил. Мой брат сам погнал экипаж слишком быстро. Ошибка стоила ему жизни.

Глаза Мэри округлились от ужаса.

— И ты позволил отцу считать, что это был ты?..

— Я два дня не приходил в сознание, а когда очнулся, отец уже поверил в худшее. Я был признан виновным без суда и следствия.

— Ты должен рассказать ему правду! Он жестоко и несправедливо обошелся с тобой!

Йэн покачал головой.

— Я не могу… и не расскажу… никогда… Мэри, ты хочешь, чтобы тебе верили? Почему я должен желать меньшего? Ты хочешь, чтобы я верил тебе, когда никто не верит мне?!

Не добавив больше ни слова, Йэн развернулся и покинул комнату.

Как-то утром Малькольм Синклер остановил сына, когда тот собирался на верховую прогулку.

— Ты не мог бы пройти со мной в библиотеку, Йэн? На минуту? — как бы, между прочим, спросил граф.

Йэн заколебался. Он не хотел спорить с отцом. Малькольм смотрел на сына в упор.

— Как я и сказал, всего лишь на минуту.

— Конечно. — Йэн пожал плечами и последовал за отцом в библиотеку.

Малькольм обошел огромный стол орехового дерева, сел. Йэн опустился в красное кожаное кресло.

— Я заметил, что ты предпринял некоторые изменения в поместье.

Йэн замер. Он не хотел споров с отцом: те времена, когда он делал все из чувства противоречия, давно прошли. Однако он не собирался прекращать то, что начал. Впервые в жизни Йэн чувствовал себя в Синклер-Холле на своем месте.

Он посмотрел отцу в глаза.

— Да, кое-что изменил.

Малькольм взял с заваленного книгами и бумагами стола какой-то лист.

— Я вот подумал — не хотел бы ты прибавить к своим заботам еще одну?

Йэн распрямил плечи. Не ослышался ли он? Неужели своенравный Малькольм Синклер действительно просит его помощи? Никогда он не думал, что такой день настанет.

Малькольм продолжал:

— Я узнал, что сквайр Уэнсли решил продать большой кусок своей земли. Согласно отчетам, это самая лучшая часть его собственности. Сегодня утром у меня дела в деревне. Не хочешь ли ты поехать и переговорить со сквайром? Мы могли бы приобрести эту землю.

— Какую цену мне предложить? — Йэн не верил своим ушам.

Отец ответил с нарочитой небрежностью:

— Любую, какую сочтешь приемлемой. У меня есть причины думать, что на твое суждение можно положиться.

Это было не совсем то, чего он ждал от отца. Если честно, он надеялся хоть на какое-то проявление привязанности. Однако эта просьба уже указывала на то, что граф поверил в сына. Но почему именно сейчас?

— Да, конечно. Я займусь этим сегодня же. За моей лошадью может поухаживать грум… — Йэн не выдержал. — Почему сейчас, отец? После всех этих лет?..

— Женитьба на Мэри сделала тебя мужчиной, Йэн. Даже я понимаю это.

— Так, значит, это вызвано лишь твоим уважением к моей жене?

Малькольм посмотрел сыну в глаза, слова дались ему явно нелегко.

— Не совсем так. Есть кое-что… Достаточно сказать, что я не всегда говорил и делал то, что следовало.

Безусловно, это не было извинением или тем более — признанием в любви, но фраза эта оказалась гораздо большим, чем Йэн ожидал от отца…

Направляясь к выходу, Йэн встретил кузину. Барбара как раз надевала на темное платье легкую накидку того же мышиного цвета, что и ее очень строгая шляпка.

— О, Йэн, как удачно, что я вас встретила! Это вас ждет у входа экипаж?

— Меня.

Барбара улыбнулась и положила ладонь на его руку.

— Вы не могли бы довезти меня до рынка? Мне кое-что необходимо купить. Конечно, если это не доставит вам лишних хлопот.

Йэн взглянул на дверь, уже открываемую дворецким. Несколько минут назад Франсис сказала экономке, что Мэри отправилась на прогулку. Может, он увидит ее до отъезда?

— Йэн? — тихо напомнила о себе Барбара.

Йэн рассеянно повернулся к ней.

— Никаких хлопот. Я буду счастлив подвезти вас. Пожалуйста! — Он махнул рукой в сторону двери.

Победно улыбаясь, Барбара прошествовала перед ним на парадное крыльцо.

День был прекрасный, солнце ярко светило с безоблачного синего неба, но, подсаживая кузину в экипаж, Йэн жадно оглядывался, надеясь увидеть Мэри.

Ему даже показалось, что он заметил ее. Среди деревьев справа мелькнули сиреневые юбки. Он вгляделся, но не увидел ничего, кроме качающихся на легком ветру ветвей вязов и дубов.

Йэн со вздохом влез на место кучера, стегнул лошадей и с трудом сосредоточился на том, что говорила кузина.

Слушая болтовню Барбары о домашнем хозяйстве, Йэн вдруг впервые подумал, сколько еще кузина собирается оставаться в Синклер-Холле. Неужели она не скучает по родным, а они — по ней? Смешно вспоминать, как он уверял Мэри, что Барбара лишь его друг, никогда не помышлявшая о браке с ним. Конечно, она приехала сюда, только на это и надеясь! А он, дурак, ничего не замечал! И Йэн решил обращаться с кузиной полюбезнее, стремясь загладить свою толстокожесть. Мэри заметит и непременно одобрит его новообретенную чуткость!

Мэри не хотела верить своим глазам, но они ее не обманывали: Барбара и Йэн вместе усаживались в экипаж.

В последние четыре дня Мэри не раз подумывала, что совершила огромную ошибку, снова заподозрив Йэна в обмане. Что, если Йэн говорил правду? Он так искренне удивлялся ее обвинениям во лжи! Что, если солгала Барбара? Не раз Мэри хотела рассказать Йэну о словах его кузины, но гордость не позволяла ей сделать это.

Все эти четыре дня Йэн практически избегал ее и вот теперь уезжает куда-то с Барбарой! Зачем ему нужна жена, если к его услугам Барбара? Любящая его Барбара, как она сама призналась! Мэри знала теперь одно — она не позволит себе любить мужа. Любовь к Йэну погубит ее.

В течение следующих нескольких дней Мэри старалась не попадаться мужу на глаза. Это было не так уж трудно. Если он и находился в Синклер-Холле, то был занят со своими лошадьми или с рабочими, возводившими какое-то странное каменное сооружение в дальнем конце парка. Эти рабочие держались совершенно обособленно от остальных обитателей поместья, и только один мужчина иногда наблюдал за Мэри и царапал что-то на листе бумаги. Однажды она даже попыталась подойти к нему и посмотреть, что он делает, но мужчина быстро покинул парк.

Йэн все чаще стал бывать в обществе Барбары. Казалось, он начал получать удовольствие в афишировании своих отношений с кузиной, сопровождая ее повсюду.

Барбара, со своей стороны, также не пыталась ничего скрывать. Более того, она откровенно рассказывала об их совместных прогулках в деревню или на побережье не только графу, но и всем, кого ей удавалось заманить в слушатели.

Именно во время одного из таких оживленных рассказов — на этот раз о том, какое чудесное утро Йэн и Барбара провели в Миттендоне, соседней деревушке, — терпение Мэри лопнуло. Она поднялась со своего места у окна, оставив недопитым чай, и направилась к двери гостиной.

И Барбара, и граф подняли на нее глаза. Взгляд свекра был довольно ласковым.

— Вы уходите, Мэри? Вы не выпили свой чай.

Остро ощущая на себе ехидный взгляд Барбары, Мэри остановилась и чуть улыбнулась свекру. В последнее время старый ворчун проявлял к ней непонятную доброту.

— Скоро прибудут приходские дамы, чтобы обсудить благотворительный базар в пользу местных вдов. Я хотела бы прогуляться до их приезда.

Малькольм взглянул в окно, через которое в гостиную струился веселый солнечный свет.

— Чудесный день! Желаю вам насладиться прогулкой.

Мэри проследила за его взглядом. Теперь в дневное время шторы всегда были отдернуты, и дом изменился. Он больше не казался мрачным, несмотря на массивную мебель и темные портьеры. Солнечный свет оживлял и подчеркивал богатство обстановки. Это сражение, правда, с разрешения графа, Мэри выиграла, но почему-то радовалась своим маленьким успехам гораздо меньше, чем ожидала.

Какое это теперь имело значение, если она и Йэн за целые недели обменялись лишь несколькими фразами, да и то мимоходом. Йэн совершенно погрузился в свои новые дела. Он был слишком занят для всех… кроме Барбары.

Мэри прошла через зимний сад на веранду, медленно спустилась по лестнице в парк, подставив лицо солнечным лучам. Может, солнце согреет ее замерзшую душу? Виктория пришла бы в ужас от подобного отношения к цвету лица, подумала Мэри и печально улыбнулась. Как ей хотелось быть рядом с подругой!

В своем последнем письме Виктория сообщала, что уже более чем готова к рождению ребенка, и выражала сожаление, что Мэри не будет рядом с ней во время родов. Мэри даже подумала, не поехать ли к Виктории. Но нет — при встрече невозможно будет скрыть печальную правду от подруги.

Самое лучшее для нее — остаться здесь и попытаться справиться с собственными проблемами. И вообще — если бы не несложившиеся отношения с Йэном, она была бы вполне счастлива в Синклер-Холле.

Вздыхая о своей неудавшейся жизни, Мэри бродила по парку, пока не наткнулась на таинственную стену Йэна, отгораживавшую часть сада. Даже старый граф, похоже, не знал о назначении этого сооружения и говорил о нем со снисходительным любопытством.

За последние недели отношение старика к сыну изменилось в лучшую сторону, и Мэри радовалась за них обоих. Оставалось только надеяться, что все образуется.

Мэри попыталась отвлечься от своих мыслей, разглядывая неприступную стену. Сегодня здесь не наблюдалось никаких признаков какой-либо деятельности, что показалось ей несколько странным. В последние недели работа кипела ежедневно с раннего утра до позднего вечера, и следовало признать, что это усердие принесло плоды. Проект казался почти, если не полностью, законченным — во всяком случае, снаружи.

Мэри, словно магнитом, тянуло к стене, вблизи оказавшейся гораздо выше, чем издали. Сооружение чем-то походило на средневековые башни, которые ей доводилось видеть; впрочем, оно, конечно, было не столь внушительно.

Мэри медленно обошла стену, нашла в ней лишь одну массивную дубовую дверь с замочной скважиной и остановилась, нахмурившись. Ее рука протянулась к закрытой двери…

Пока Мэри колебалась, дверь внезапно распахнулась и… она увидела Йэна. Как давно они не были наедине! Йэн похудел, загорел и выглядел сейчас прекрасно. Широкая грудь, облаченная в голубую сорочку и расстегнутый темно-синий жилет, узкие бедра, обтянутые темно-синими брюками.

Ну почему он все так же возбуждает и обостряет все ее чувства?

Йэн остановился как вкопанный, нахмурился… и быстро закрыл за собой дверь, заговорив слишком поспешно, слишком резко:

— Мэри! Что ты делаешь здесь?

Почему он так странно смотрит на нее?

Этот алчный взгляд так не вяжется с раздраженным тоном!

— Я просто гуляла. Я не хотела мешать тебе. Сейчас уйду. — И она отвернулась.

— Нет, подожди, пожалуйста, не уходи! — Йэн протянул руку. — Пойдем со мной.

— Я не знаю, стоит ли…

Ее взгляд блуждал по далекой роще. Уныние охватило Йэна. Господи, она готова смотреть на что угодно, только не на него!

— Неужели мы не можем даже прогуляться вместе? — печально спросил он. — Обещаю, я не причиню тебе никакого вреда.

— Я не знаю, что мы могли бы сказать друг другу, Йэн. — Мэри бросила на него быстрый взгляд. — Я бы очень хотела, чтобы все было иначе, но, к сожалению, все обстоит именно так.

— Черт побери, ну и упрямая же ты женщина! — Он больше не может выносить это молчание. Споры гораздо предпочтительнее холодной пустоты в душе, от которой он не в силах спастись. — Мне кое-что необходимо тебе сказать. И сказать немедленно.

Без дальнейших препирательств Йэн повел Мэри через парк к роще.

Она шла молча. Войдя в рощу, Йэн остановился.

— Мэри, я не совсем представляю, как мы попали в этот тупик, но от всего сердца хочу преодолеть наши разногласия. Я надеялся, что нам это удалось, но ошибся. Скажи, наконец, в силах ли я что-то сделать.

— Мне нелегко говорить, но я скажу. Я пыталась понять, как тяжело тебе находиться рядом с ней и подавлять свои чувства. Я сознаю, что ты не любил меня, что все это время ты любил ее, но я не могу…

Йэн изумленно вздохнул.

— Любил — кого? О чем ты говоришь?.. Мэри вгляделась в лицо мужа и, явно озадаченная, нахмурилась.

— Твою кузину, Барбару!

— А при чем здесь Барбара? Если бы я любил ее, я бы на ней женился.

— Но она сказала… У тебя роман с ней, не так ли? — И Мэри покраснела до корней волос.

Йэн расхохотался.

— Роман! С Барбарой! Боже мой, Мэри, если бы я хотел завести интрижку — а у меня нет, уверяю тебя, такого желания, — я бы не обратился за этим к своей кузине. Она… ну… не привлекает меня в этом плане, и никогда не привлекала!..

Мэри обвиняюще ткнула в него пальцем.

— Но ты повсюду ездил с ней! И в ту ночь, когда меня пытались столкнуть с лестницы, ты был с ней в халате… — Ее румянец стал еще гуще.

— Я не был с ней ночью! Как тебе это могло прийти в голову? А относительно того, что я везде бывал с ней, так у меня просто много дел в поместье, и она иногда просила подвезти ее. Мэри, откуда эта безумная мысль, что я был с ней в ту ночь, когда ты… упала?

— Она сама мне сказала.

— Она сказала тебе, что мы были вместе? Мэри засомневалась.

— Нет. Она сказала, что ты помогал ей с домашними счетами.

Йэн согласно кивнул.

— Это правда! Я помогал ей. Но это было гораздо раньше, вечером, и, клянусь, я был полностью одет, как и всегда, когда бываю в ее обществе. Здесь явно какое-то недоразумение. Господи, Мэри, подумать только, что это разделило нас! Я так нуждался в тебе!

— Но…

Мэри долго смотрела в лицо Йэна, затем отвернулась, закрыв глаза рукой, словно не желая его видеть.

— О, Мэри, — хрипло прошептал он. — Неужели мы позволим этому недоразумению и дальше стоять между нами?

Их глаза снова встретились. Лес, словно замер вокруг, как будто сама природа почувствовала напряжение между мужчиной и женщиной.

— Йэн…

Когда их губы встретились, Мэри поцеловала его с такой страстью, что Йэну от желания стало больно. Ее рука запуталась в его волосах, голова чуть наклонилась, губы приоткрылись, язык столкнулся с его языком.

Мэри вся горела как в лихорадке, и Йэн в который раз мысленно поблагодарил Бога за то, что нашел эту женщину.

Глава тринадцатая

Когда Йэн уложил ее на мягкий ковер из мха и травы, Мэри притянула его к себе, подняла голову, пылко целуя, с удивительной ловкостью начала расстегивать его сорочку. Вскоре его широкая грудь обнажилась под ее жадными руками.

И Йэн не терял времени, уничтожая барьеры между ними. Ее юбки взлетели на бедра, ноющие от желания груди обнажились. Его взгляд согревал сильнее, чем солнечный свет, проникающий сквозь листву и окутывающий ее дрожащее тело.

Они ласкали друг друга, и Мэри изгибалась в его руках, отзываясь на нежные, умелые прикосновения — словно свежий мед растекался по ее телу. Она бессознательно раздвинула ноги, желая быть как можно ближе к нему, и опустила руку, пытаясь расстегнуть его брюки.

— Йэн, помоги мне, — в отчаянии прошептала она.

И вскоре его освобожденная плоть скользнула в ее ладонь, затвердев от одного ее прикосновения. Йэн на секунду отстранился, скинул брюки и ее панталоны. Обнаженная, Мэри снова притянула мужа к себе, отчаянно желая закончить эту сладкую пытку, и восторженно вскрикнула, когда он вошел в нее.

И больше она не слышала и не ощущала вокруг ничего, кроме жаркого дыхания Йэна. Совершенно затерялась в восхитительном напряжении, разрастающемся и словно взрывающемся на краю вечности и перетекающем в блаженство…

Мэри лежала под восхитительной тяжестью мужа, чувствуя, как постепенно утихает пульсирующий восторг и ее тело приобретает необъяснимую легкость. Она открыла глаза, увидела над собой его лицо, темные глаза, еще более ласковые, чем прежде. Глубокая печаль наполнила ее. Искусный любовник, нежный и заботливый, он не был способен на более глубокие чувства.

Может, он и верен ей, но никогда не сможет полюбить ее! Его сердце, ожесточенное холодностью отца, надежно заперто в груди.

А она? Помоги ей Бог, она, как ни сопротивлялась, все-таки полюбила его. Любила его привычку в замешательстве ерошит свои темные волосы. Любила его страсть к лошадям и почти отцовскую гордость за них. Она любила упорство, с которым он перенимал бразды правления поместьем. Любила мальчишескую досаду, которую иногда замечала в нем. Особенно же любила то блаженство, которое испытывала в его объятиях.

Как и когда это случилось, Мэри не знала.

— Мэри, ты так прекрасна!..

Она закрыла глаза, злясь на себя за желание, охватившее ее даже от такой малости… и так скоро — после того, как искусные любовные ласки Йэна должны бы были насытить ее.

— Моя дорогая, ты не представляешь, как я сожалею о том, что должен сказать. Особенно это тяжело теперь, когда мы помирились…

Мэри оцепенела, уставившись на кружевной лиственный навес над головой.

— Видишь ли, я должен уехать на два дня.

Она перевела взгляд на его лицо.

— Уехать?..

Йэн кивнул, продолжая ласкать ее обнаженную грудь.

— Да, неотложное дело. — Он замер, увидев странное выражение ее глаз. — Уверяю тебя, Мэри, я не могу отменить поездку. Отец, наконец, стал пользоваться моей помощью в управлении поместьем. Я должен выполнять свои обязательства, несмотря на более… приятные развлечения.

Так вот чем она для него является! Приятным развлечением! На глаза навернулись жалящие слезы. Нет, она ни за что не прольет их!

— Мэри, поверь мне, я очень не хочу ехать! — В глазах Йэна светилось раскаяние.

— Я понимаю… — ответила она, но главным для нее было другое: Йэн знал о том, что уезжает, до того, как привел ее сюда и занялся с ней любовью.

Он наклонился и поцеловал ее, и Мэри почувствовала, что отвечает на его поцелуй, несмотря на ноющую боль в сердце.

Йэн чуть отстранился.

— К несчастью, экипаж уже ждет меня. Я как раз шел готовиться к поездке, когда встретил тебя. — Он умолк и с сожалением покачал головой. — Ты ведь понимаешь, Мэри, я и подумать не мог, что все закончится вот так. Я просто хотел поговорить с тобой.

Мэри села и начала приводить в порядок свою одежду.

— Я верю, что ты не планировал это, Йэн.

— Мэри, подожди! — Он взял ее за руки, заставляя смотреть в свои глаза. — Прежде чем мы уйдем отсюда, я должен убедить тебя: больше всего на свете я хотел бы остаться здесь, с тобой!

Мэри отказывалась смотреть на него и молчала. Ей нечего было сказать. Когда она стала застегивать лиф платья, Йэн остановил ее:

— Позволь мне!

— Нет!

Йэн отвернулся, мрачно сжав губы.

Так же молча, они пошли к дому. Мэри еле передвигала подкашивающиеся ноги. Йэн, казалось, весь ушел в какие-то свои, явно невеселые мысли.

Они вошли в дверь, ведущую в зимний сад, и Йэн остановился и посмотрел на жену.

— Мэри, не сердись на меня. Я не могу отложить эту поездку, как бы ни хотел это сделать.

— Почему я должна сердиться, милорд? Вы вели себя точно так, как всегда.

Йэн притянул ее в свои объятия и прижался губами к ее губам. Только когда ее ослабевшие колени чуть не подогнулись, Йэн отстранился.

— Ты сводишь меня с ума, Мэри Синклер! Подумай об этом, пока меня не будет.

Усилием воли Мэри заставила себя оторваться от мужа и, взглянув поверх его плеча, увидела Барбару, только что вошедшую в зимний сад из главного коридора. Заметив обнявшуюся пару, Барбара оцепенела, лицо ее побелело. Придя в себя, Барбара резко развернулась и поспешно удалилась.

Йэн поднял голову.

— Что там?

Мэри покачала головой, старательно отводя взгляд.

— Ничего.

Прошло два дня. Когда Мэри спустилась к ленчу, во главе стола, как всегда, восседал свекор. Барбары не было — она уехала в деревню. Так что старый граф и его невестка ели в одиночестве.

— Говядина слишком жесткая. Не удивлюсь, если этот кусок отрезали от сиденья кареты, — пробормотал Малькольм, хмуро пережевывая очередной кусок.

Мэри спрятала улыбку за салфеткой и позвонила в колокольчик. Вскоре из двери, ведущей в кухню, появилась горничная.

— Пожалуйста, принесите фазана.

Малькольм удовлетворенно кивнул.

— Вы смышленая девушка, Мэри. — Затем он хмуро взглянул на горничную. — И скажите поварихе, что мы больше не будем есть мясо от этой коровы. Пусть отдаст остаток в фонд вдов и сирот или еще куда-нибудь.

Девушка присела в реверансе, затем собрала тарелки и поспешно удалилась. Она явно боится хозяина, и зря, подумала Мэри, снова улыбаясь. Граф из тех, кто грозно лает, но редко кусает. Просто он любит, чтобы все было так, как он хочет.

Чем больше Мэри узнавала старого графа, тем яснее понимала, насколько бессмысленной была вражда между Йэном и отцом. Как ужасно, что Малькольм, ослепленный горем, так жестоко обошелся с сыном — так жестоко, что тот, оставив родной дом, уехал в Лондон. Вряд ли Йэн легко забудет это.

Словно издалека Мэри услышала голос графа:

— Мэри!

Она очнулась от своих мыслей и в полном замешательстве взглянула на старика.

— Мэри, девочка, где вы витаете?

— Простите, милорд. Вы что-то хотели?

Граф указал взглядом куда-то право.

— Не я.

Мэри оглянулась. Рядом с ее стулом, с запечатанным письмом в руках, стоял дворецкий. Ее щеки вспыхнули.

— О, простите, я не слышала. Я задумалась.

Малькольм нетерпеливо прервал ее:

— Ну, так возьмите письмо, девочка! Он говорит, что это от Йэна.

Мэри растерянно уставилась на послание. Йэн должен сегодня вернуться. Почему он послал ей письмо?

— Благодарю вас.

— Ты свободен, Уинслоу, — кивнул Малькольм. Дворецкий поклонился и вышел из столовой. Старший Синклер повернулся к Мэри: — Ну, открывайте. Посмотрим, что он хочет сказать нам.

Медленно она поддела ножом сургучную печать.

— Ну? — спросил Малькольм, поскольку Мэри начала читать про себя.

Мэри вздохнула с облегчением и — одновременно — с разочарованием. Послание было коротким и не содержало ничего, что нельзя было бы прочитать вслух, так что она удовлетворила любопытство графа:

— «Дорогая Мэри, я вернулся из Уоркэма на несколько часов раньше, чем предполагал. Я хотел бы встретиться с тобой в деревне на пристани. Я кое-что хочу показать тебе. Пожалуйста, приезжай. Жду тебя. Йэн».

Мэри подняла глаза на свекра. Тот хмурился.

— Очень не похоже на мальчика. Может, он что-то привез вам?

— Не представляю, что бы это могло быть! — Мэри пожала плечами.

Действительно, очень загадочная просьба. И в духе самоуверенного Йэна.

Малькольм недоуменно поднял седые кустистые брови.

— И я не представляю, но вы, безусловно, должны поехать.

Мэри закусила губу, в нерешительности глядя на письмо. Ее немедленной реакцией было определенное и решительное «нет», но как отказать просьбе «Пожалуйста, приезжай. Жду тебя»?

— Мэри!..

Она вопросительно взглянула на свекра. Малькольм смотрел на нее с печалью и тревогой.

— Я знаю, что Йэна нелегко любить, как и меня, — заговорил он ласково, как никогда прежде. — Но когда он отдаст свое сердце, как отдал я моей Лауре, это будет навсегда. Он любит вас… только сам еще не сознает, как сильно. На самом деле вы, вероятно, единственный человек, кого он когда-либо смог бы полюбить, — с болью добавил старик.

— Милорд, позвольте и мне кое-что вам сказать. Я вполне сознаю свою дерзость, но полагаю, что вы должны знать — Йэн любит вас! — Странный звук вырвался из горла Малькольма, но Мэри продолжала: — Это правда! Ваш старший сын погиб, и вы разгневались на Йэна, когда это случилось. Есть обстоятельства, о которых вы не знаете, но я не имею ни права, ни желания сообщать вам о них. И причина в том, что в этом случае я согласна с мужем. Обстоятельства инцидента не так важны, как тот факт, что Йэн — ваш сын. Он был ребенком. Он потерял Малькольма так же, как и вы, и нуждался в вашей поддержке и внимании. Но не дождался. Я понимаю, что вы пытаетесь искупить прошлое, но прощение требует времени… Вы понимаете?

Граф отвернулся.

— Он никогда не простит меня…

Мэри не в силах была смотреть на искаженное болью лицо старика. Она собралась с духом.

— Вы неправильно оцениваете Йэна. Уверена, он будет счастлив любому выражению вашей любви.

Поскольку граф молчал, Мэри встала.

— А теперь, если вы извините меня, сэр, я последую вашему совету и отправлюсь к мужу.

Вскоре Мэри уже скакала верхом, по дороге, ведущей к деревне, и старалась не думать о том, что ее ждет.

Все еще так зыбко, но, может, слова «Пожалуйста, приезжай. Жду тебя» — начало нового этапа в ее супружеской жизни?

День был прекрасный, солнце согревало ее плечи. Поддавшись неожиданному порыву, Мэри уступила правилам хорошего тона и надела модную шляпку, очень подходящую к ее амазонке. Почему-то ее вдруг встревожили три крошечные веснушки, появившиеся на носу… безусловно, она избавится от них с помощью лимонного лосьона. Надо будет поговорить об этом с Франсис сегодня же вечером.

Мэри пришпорила лошадь и вскоре оказалась в том месте, где деревья с обеих сторон вплотную подступали к дороге… Резкая боль в основании черепа пронзила ее. Тошнотворная волна поднялась, она покачнулась в седле, отчаянно вцепилась в поводья, вскрикнула и почувствовала, что падает…

Какая страшная боль в голове! Простая попытка поднять руку к шишке на затылке вызвала новые невыносимые страдания. Мэри застонала.

Чьи-то руки схватили ее за ноги, она открыла глаза и испугалась — кругом было черно. Только через несколько секунд Мэри сообразила, что смотрит в темное ночное небо.

Ее чуть не вырвало от вдруг нахлынувшего зловония… алкогольный перегар! Она сглотнула едкую желчь, подступившую к горлу. Затем почувствовала, что ее тащат вроде бы по пляжу. Ей удалось зачерпнуть ослабевшей рукой немного песка — да, по пляжу! И тут же услышала звук волн, плещущихся обо что-то: может, пристань, может, борт лодки?

Мэри охватила паника. Боже милостивый, что же происходит? Последнее, что вспомнилось: она ехала верхом на встречу с Йэном. Совершенно ясно, что до мужа она так и не добралась.

Волочение прекратилось, ее ноги ударились о землю. Затем раздались шарканье и скрип. Не обращая внимания на боль, Мэри приподняла голову и попыталась хоть что-нибудь разглядеть.

Она различила лишь — на фоне ночного неба — смутные очертания маленькой лодки. Затем что-то заслонило от нее небо. Мэри прищурилась, вглядываясь во мрак, и задохнулась от ужаса: над ней склонилось чье-то лицо. Отекшее, покрытое седой щетиной, лицо показалось смутно знакомым.

— Кто… кто вы и что происходит? Больше Мэри ничего не смогла сказать, даже это небольшое усилие вызвало новый страшный приступ головной боли.

Мужчина скривился и жадно глотнул из бутылки, затем вытер рот рваным рукавом.

— Лучше заткнись и не надоедай мне! Мэри пристально вгляделась в него. Ну конечно же, Уолли Кэмп, деревенский пьяница, которому Йэн нашел работу в Синклер-Холле. Когда мужчина снова поднес к губам бутылку, Мэри поняла, что не ошиблась.

— Я знаю вас, — прошептала она.

Мужчина, покачиваясь, отступил на шаг и хрипло рявкнул:

— Ничего ты обо мне не знаешь. Слышала?

Мэри различила возбуждение, а может, и испуг в его голосе. Ему явно не понравилось, что его узнали. Надо попытаться сыграть на его страхе.

— Мой муж отправит вас за это в тюрьму!

Кэмп сделал еще один большой глоток.

— Не отправит, если некому будет рассказать о моих делишках.

Мэри окаменела. О чем это он?.. И вдруг страшная догадка пронзила ее, словно пушечное ядро — борт корабля. Господи, он собирается убить ее! Это единственный способ заткнуть ей рот.

— Ты не можешь убить меня, — выпалила Мэри. — Я ничего тебе не сделала.

Кэмп снова поднес бутылку ко рту, осушил ее, затем швырнул на песок.

— Ну да, еще как смогу! И плевать мне на то, что ты сделала или не сделала. Полученного золота мне хватит на много бутылок джина, и это все, что я хочу знать.

Мэри задохнулась от ужаса. Этот человек поглотил столько алкоголя, что ему явно безразлично, сколько он выболтает. Или он просто решил не церемониться с ней, ведь она никому ничего не сможет рассказать!..

Как бы там ни было, надо что-то делать. Она перекатилась на живот, отчаянным усилием воли пытаясь подавить безумную тошноту. Побег — ее единственная надежда.

Но Кэмп с необычайными проворством и силой ухватил ее за ноги. Мэри начала отчаянно лягаться, кидаться из стороны в сторону, но не смогла ослабить хватку Кэмпа. Наконец ей чудом удалось освободить одну ногу, и со злорадством она почувствовала, как каблук ее сапога вонзился в жирное брюхо.

Кэмп хрюкнул, выпустил ее, и Мэри услышала стук упавшего на землю тяжелого тела. Не теряя времени, она вскочила на четвереньки и поползла прочь по песку.

Где она? Мэри помнила на пляже цепь огромных валунов. Если бы ей удалось добраться до скал и спрятаться среди них! Вспышка надежды подняла ее с колен, заставив забыть о тошноте.

Однако в следующее же мгновение безжалостный удар сапогом в спину лишил ее последней надежды. Кэмп грубо свалил ее с ног, и она закрыла глаза, спасая их от песка.

Кэмп обхватил ее сзади за талию, поднял и понес назад. Мэри начала драться, лягаться, колотить руками по всем частям его тела, до каких могла достать.

Ее борьба была прекращена сильным ударом по голове. Снова накатила тошнота. Надо быть осмотрительнее! Если Уолли еще раз ударит ее по голове, она попросту потеряет сознание, и тогда — все!

Кэмп поднес свою жертву к лодке и зашвырнул туда. Лодчонка была маленькой и воняла гниющей рыбой и мокрым деревом. На дне бултыхалась морская вода, и Мэри постаралась устроиться так, чтобы не промочить юбки. Ей совершенно не улыбалось промокнуть и простудиться. Господи, она еще думает о простуде! Как бы вообще остаться в живых! Мысли ее лихорадочно искали путь к спасению. Совершенно ясно, что Кэмп собирается увезти ее куда-то, следовательно, нельзя терять голову от страха.

Ее похититель влез в лодку и угрожающе поднял весло.

— Только попробуй дернуться еще раз, и я прибью тебя вот этим!

Мэри не ответила. Уолли уселся и начал грести в открытое море, стараясь не выпускать пленницу из виду.

Мэри подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Ветер быстро усиливался, лодку качало, море вокруг становилось все более бурным, а буквально через несколько минут из-за шума ветра уже невозможно было разговаривать. Собственно, Уолли и не был настроен на разговор, но Мэри очень хотелось узнать перед смертью имя своего врага. Ведь кто-то же пошел на такой риск и хлопоты, чтобы избавиться от нее! Ужасающая мысль! Даже ее ночное приключение в коридоре Синклер-Холла не шло ни в какое сравнение с этой страшной опасностью.

Ее единственная надежда — побег, но в ближайшие минуты вряд ли представится подобная возможность. Прыгнуть через борт в бурное море? Глупо. Это только ускорит ее смерть.

Уолли Кэмп вскоре перестал грести, втянул весла в лодку и скользнул к ней. Мэри прижалась к борту.

— Что ты делаешь?

— То, за что мне заплатили, — прорычал Уолли и сгреб в охапку оцепеневшую от страха Мэри.

— Пожалуйста…

Мэри попыталась сопротивляться, но новая затрещина заставила ее зажмуриться от боли, и она поняла, что Уолли глух к ее мольбам. Его волнуют только обещанные ему деньги.

— Скажи хоть, кто заплатил тебе. Уж это я имею право знать!

Кэмп молча достал со дна лодки кусок веревки, мокрой и холодной, но Мэри не отреагировала, поглощенная надеждой услышать имя. Когда руки пленницы были надежно связаны, Кэмп встал, грубым рывком поднял Мэри со скамейки и подхватил ее на руки.

— Так ты скажешь мне?

Видимо, это был последний вопрос в ее жизни.

— А какой вред, если и скажу? Все равно тебе конец. Это…

И в то же мгновение волна, огромная, страшная, подхватила лодку и подбросила ее, как пробку, в кипящей воде. Пьяный Уолли пошатнулся и выронил свою жертву. Мэри упала в ледяную воду, и волны сомкнулись над ее головой, заглушив вой ветра. У нее не было времени вдохнуть воздух, и легкие начали разрываться. Отчаянно барахтаясь, колотя по воде связанными руками, Мэри вынырнула на поверхность и судорожно вдохнула воздух вместе с жалящей соленой водой.

Вокруг не было ни Уолли Кэмпа, ни его лодки. Должно быть, лодка перевернулась, и Кэмп свалился в море, как и Мэри. Но где он и помнит ли, одурманенный джином, о том, что нужно убить жертву и добраться до берега за своими деньгами?

Еще одна волна обрушилась на голову Мэри, снова отправив ее под воду. И опять она с трудом вынырнула на поверхность, жадно глотая воздух…

Сколько у нее шансов остаться в живых? Если она не избавится от пут — никаких. Со связанными руками не то, что плыть, трудно держать голову над водой.

Подняв руки ко рту, Мэри стала зубами дергать затянутый Кэмпом узел. К счастью, узел был завязан кое-как. Соленая вода размочила волокна, концы веревки развязались, и Мэри освободилась. Эта явная удача придала ей немного сил. Лишь бы добраться до берега! Или до того, что казалось берегом. В темноте, в бурю она не могла сориентироваться точно.

Надеясь на то, что Бог приведет ее к спасению, Мэри поплыла. Она понятия не имела, сколько времени прошло до того момента, как ее ноги коснулись дна.

Добралась! Хвала Господу! Добралась!

Мэри дотащилась до кромки берега и упала на мокрый песок. У нее не было уже сил отползти от воды подальше, казавшееся непомерно тяжелым тело не подчинялось ей.

Всхлипнув от облегчения, Мэри потеряла сознание.

Глава четырнадцатая

Йэн соскочил с коня и взбежал по парадной лестнице Синклер-Холла.

Из гостиной доносились голоса. Он-то думал, что домочадцы давно улеглись спать — было довольно поздно.

В гостиной его отец мерил шагами комнату, гневно разговаривая с дворецким и несколькими лакеями. Барбара, бледная и молчаливая, сидела на краешке стула.

— Если в лесу нет ее следов и в деревне никто ее не видел, мы должны продолжать поиски. Не могла же она провалиться сквозь землю!

Йэн почувствовал, как мурашки пробежали по его спине.

— Отец, кто не мог провалиться сквозь землю?

Старый граф сурово взглянул на него, и в глазах его мелькнуло слабое облегчение.

— О, сын, слава Богу, ты вернулся домой! Йэн едва ли обратил внимание на то, что впервые на его памяти отец назвал его сыном.

— Что случилось?

— Мэри! — Лицо старика окаменело от тревоги. — Она не вернулась домой, и у нас есть причины предполагать преступление.

Йэн почувствовал страшный шум в ушах, ноги чуть не подкосились. С огромным трудом ему удалось не поддаться нахлынувшему отчаянию.

— Но как? Кто?..

Это невозможно! У Мэри нет врагов!

— Скажу тебе то, что знаю. Мы с Мэри обедали, когда прибыло письмо. От тебя, Йэн.

Йэн нахмурился.

— Я ничего не посылал!

Отец кивнул.

— Потом уж и я это понял. Видимо, кто-то точно знал, что, если ты пошлешь за ней, она помчится без промедления. — Малькольм горько сжал губы, затем продолжал: — Сын, я сам подтолкнул ее к этой поездке, не подозревая ничего дурного, пока лошадь не вернулась без нее. Именно тогда я послал людей, и мы выяснили, что на деревенской пристани нет не только ее, но и тебя! Это явно доказывало, что ты не посылал то письмо. Мы прочесали лес и деревню, но не нашли никаких следов.

Йэну показалось, что вся кровь заледенела в его жилах. Потом каким-то образом он уже обнаружил себя сидящим, а граф озабоченно склонялся над ним.

— Сын, ты в порядке?

Йэн кивнул, не в силах шевельнуть языком. В голове теснились вопросы: кто? почему?

Как упрямо Мэри утверждала, что ее пытались сбросить с лестницы, а он не верил! Идиот! Теперь уже никто не сомневался в ее правоте.

Йэн почувствовал ладонь на своей руке и поднял глаза. Барбара. Замкнутая, отрешенная, бледная.

— О, Йэн, мы так встревожены!

Он встал, не замечая румянца, вспыхнувшего на ее бледных щеках.

— Я сам отправлюсь на поиски! — Йэн взглянул на отца. — Я не могу сидеть здесь и ждать известий.

Малькольм кивнул и положил ладонь на плечо сына.

— Я понимаю. Я управлюсь здесь и, если кто-нибудь что-либо найдет, дам тебе знать.

От этого утешающего жеста горло Йэна сжалось. Страх за Мэри объединил мужчин, сейчас они понимали друг друга без слов.

Бальтазар устал после долгой дороги, и Йэн прошел к деннику белого жеребца. Конечно, конь еще не очень опытен, но зато вынослив.

Через несколько минут Йэн мчался на белом жеребце к деревне. Ветер развевал его волосы, пытаясь сорвать плащ с плеч, но Йэн не обращал на это внимания. Он думал лишь о том, как найти жену. Отец сказал, что лес и деревню обыскали. Оставалось побережье.

Йэн в отчаянии поднял глаза к небесам и взмолился:

— Господи всемогущий, в милости своей дай мне знак! Пожалуйста, помоги мне найти ее.

Огибая деревню, Йэн заметил впереди на дороге две фигуры. У более высокой в руке был фонарь, освещающий небольшое пространство вокруг. Оба человека сгибались под порывами ветра, с трудом продвигаясь вперед.

Йэн остановил коня примерно в метре от них.

Высокий поднял голову, покрытую капюшоном плаща, и вскрикнул от радости. Эмма Смит! Значит, ребенок — маленький Том!

— О, милорд Йэн, как же я рада видеть вас! Я как раз шла в Синклер-Холл. Мой муж Том помогает своему отцу, а то я послала бы его, он добрался бы быстрее. Ваши люди сказали, что миледи, сохрани ее Господь, пропала. Но недавно проснулся маленький Том и сказал, что он видел миледи.

Йэн спрыгнул с коня и упал на колени перед ребенком.

— Ты видел мою жену? — спросил он, глядя мальчику в глаза, стараясь говорить спокойнее, чтобы не напугать его.

Маленький Том широко распахнул синие глаза и утвердительно кивнул.

— Я и вправду видел миледи. Она спала в тележке старого Уолли Кэмпа. На ней было одеяло, но я видел ее красивые волосы.

Спала? Йэн похолодел от страха. Боже милостивый, не дай ей пострадать! Йэн попытался отбросить страшные мысли. Нельзя думать об этом или… Надо просто сосредоточиться на главном: он должен найти ее, и он ее найдет!

— Куда они ехали?

Малыш повернулся и указал на дорогу, ведущую к пляжу.

— Туда, вниз, лорд Йэн.

Окрыленный вспыхнувшей надеждой, Йэн быстро обнял мальчика.

— Спасибо, маленький Том. Ты очень помог мне. И вы, миссис Смит. — Йэн одним движением взлетел в седло. — До Синклер-Холла далеко, не мучайте себя и малыша. Загляните к Уолтеру Мидлтону и попросите его передать это известие моему отцу.

С этими словами Йэн умчался прочь.

Крутой спуск скоро перешел в пляж, но ветер здесь был еще сильнее. Брызги морской воды с песком жалили глаза, и без того почти ничего не различавшие в темноте.

Йэн понятия не имел, как Уолли Кэмп оказался замешанным в исчезновении его жены. Насколько ему было известно, Кэмпа мало что волновало, кроме дневной порции джина. Казалось, чем больше он узнавал, тем меньше видел смысла в происходящем. Может быть, малыш Том Смит ошибся? В конце концов, ребенок, по его собственному признанию, не видел ничего, кроме того, что показалось ему белокурыми волосами.

Однако других путеводных нитей у Йэна не было, и оставалось лишь молиться, чтобы эта информация привела к каким-то результатам.

Йэн скакал вперед сквозь бурю. Время шло — ему казалось, что протекли уже часы, — но не было никаких признаков Мэри. Его и без того жалкая надежда начала слабеть. Однако он пробивался вперед. Единственное, за что он пока мог благодарить Бога, — это что жеребец не сдавался. Он казался таким же свежим, как в начале пути, и нетерпеливо пританцовывал, когда Йэн задерживался, чтобы обследовать какой-нибудь предмет или тень, привлекшие во мраке его внимание.

В конце концов, именно лошадь обнаружила Мэри. Йэн ничего не слышал, кроме завываний ветра, глаза, забитые песком, слезились.

Когда жеребец неожиданно остановился, Йэн нетерпеливо пришпорил его. Конь не шевельнулся. Опустив голову, он обнюхивал что-то, лежавшее на земле. Пытаясь не поддаваться вновь нахлынувшей надежде, Йэн соскользнул на землю и оказался по щиколотку в холодной воде. Он бросил поводья, наклонился и стал ощупью пробираться вперед. Его пальцы наткнулись на что-то… мокрая ткань… шелковая юбка… жакет и, наконец, гладкая ледяная щека. Мэри!

— Господи, только бы она была жива! Не дай ей умереть. Пожалуйста, не дай ей умереть! — Йэн даже не сразу осознал, что повторяет слова вслух, как заклинание. Он прижался щекой к ее губам, но посреди разбушевавшейся стихии не смог разобрать, дышит ли она.

Его трясущиеся руки ощупывали неподвижное тело, разрывая мокрую одежду. Наконец он добрался до груди и почувствовал слабое, но ровное биение.

С криком восторга и облегчения он подхватил жену на руки. Некогда было упиваться своей радостью: в этот момент особенно сильный порыв ветра чуть не сбил его с ног.

Жеребец испуганно заржал и встал на дыбы. Бросившись на землю, прикрывая своим телом Мэри, Йэн был почти уверен, что острые подковы вот-вот вонзятся в его спину, и с облегчением услышал, как копыта ударились о песок в нескольких дюймах от его головы… Через несколько мгновений вой ветра заглушил стук удаляющихся копыт. Черт бы побрал коня!

Только сейчас до Йэна дошло, что он понятия не имеет, где они находятся и как найти путь домой в такую бурю. Он поднялся и снова подхватил жену на руки.

Мэри тихо застонала. Йэн прижал ее голову к своему плечу и зашептал:

— Все хорошо, Мэри. Я позабочусь о тебе!..

Йэн вглядывался в темноту, пытаясь найти хоть какой-нибудь ориентир. По пути сюда он видел обнажение каменистых пластов, спускающихся со скал к пляжу. Мальчишкой Йэн облазил побережье вдоль и поперек, и, как он помнит, неподалеку от того каменистого спуска была рыбацкая хижина, построенная для защиты от бурь в такие ночи, как эта.

Йэн решительно направился вдоль пляжа в ту сторону, откуда примчался. Если высшая справедливость для смертных существует, хижина должна стоять на своем месте.

Память не изменила ему. Хижина, как и в детстве Йэна, оказалась именно там. На ощупь он нашел в темноте узкую кровать и осторожно уложил на нее Мэри. Затем начал искать что-нибудь, что могло бы дать свет. Кажется, раньше здесь был фонарь.

И снова память не подвела его. Поискав в темноте, Йэн обнаружил фонарь и кремень. Вскоре фитиль вспыхнул, и, высоко подняв фонарь, Йэн вернулся к кровати.

Хижина показалась гораздо меньше, чем когда он был мальчишкой. Узкий и короткий топчан. Он не смог бы вытянуться на ней во весь рост. И печка размером не больше кухонного горшка.

Йэн снял с себя плащ и укрыл им Мэри, затем взял из маленькой поленницы дрова и вернулся к печке. Несмотря на мокрые дрова и сырость в хижине, ему вскоре удалось развести вполне приличный огонь.

Теперь надо было заняться Мэри. Она начинала приходить в себя. И опять Йэн почувствовал, как волна нежности захлестнула его, и, сглотнув комок в горле, поцеловал дрожащие ледяные пальцы. Затем стал снимать с нее промокшую одежду.

Ее необходимо согреть. На его памяти переохлаждение унесло на тот свет многих сильных мужчин.

Новая волна нежности накрыла Йэна, когда он смотрел в свете фонаря на обнаженное хрупкое тело. Стараясь оградить Мэри даже от своих собственных нескромных взглядов, он поспешно накрыл ее рваным одеялом, лежавшим на кровати.

Мэри начала согреваться, задрожала, застонала, ее голова заметалась по топчану. Йэн сорвал свою мокрую одежду и лег рядом с ней. Он обнял дрожащее тело и прижал к себе, согревая своим теплом.

Так он провел несколько часов, лишь время от времени вставая, чтобы подложить в печку дров. Наконец Мэри успокоилась и, казалось, погрузилась в нормальный сон. Йэн вздохнул с облегчением и позволил себе расслабиться.

Он закрыл глаза, ласково погладил ее спутанные волосы. Мэри в безопасности! Она в его объятиях! Казалось, его сердце вот-вот разорвется от невыразимой нежности.

Никогда, никогда больше, поклялся он себе, погружаясь в беспокойный сон, никогда он не расстанется с ней! Никогда никому не позволит обидеть ее.

Мэри медленно приходила в себя. Тупая боль, пульсирующая в голове, казалась теперь далекой и как бы чужой. Однако эта боль о чем-то напоминала. О чем? Мэри попыталась вспомнить.

Уолли Кэмп! Он хотел утопить ее в море, но суденышко перевернулось. А потом она изо всех сил плыла к берегу… И после этого лишь смутное и совершенно нереальное ощущение знакомого сильного тела… голос Йэна?.. нет, это были галлюцинации. Йэн не знал, что ее похитили. Он занимался с ней любовью, а потом покинул ее, бросил, будто она ничего для него не значит.

Все эти мысли пронеслись в голове Мэри в одно мгновение. Она открыла глаза и увидела низкий потолок из грубых досок.

Где она? В следующий момент Мэри почувствовала, что рядом кто-то есть. К ее спине прижимается теплое крепкое тело. Одна рука обнимает ее талию, другая лежит под ее обнаженной левой грудью.

Ее глаза распахнулись еще шире… Голая! Боже милостивый! Она — голая!

Не успела она шевельнуться, как низкий мужской голос произнес:

— Мэри?

Йэн? Не веря своим ушам, Мэри повернулась лицом к нему.

Йэн! Он лежал рядом с нею, встревожено вглядываясь в нее.

— Как ты себя чувствуешь?

Мэри в замешательстве потерла рукой лоб.

— Я… хорошо. Наверное. Голова болит уже не так сильно. Но… что случилось? Как я… как ты оказался здесь? Последнее, что я помню…

Йэн сел, поднял соскользнувшее с ее плеч одеяло, прикрыл ее и только потом заговорил:

— Я не могу ответить на все вопросы. Я надеялся, что ты поможешь мне ответить на мои. Скажу лишь, что нашел тебя без сознания на пляже. Мой конь ускакал, так что я принес тебя сюда. Я с детства знал об этой хижине. К счастью, нашему счастью, она сохранилась.

— Последнее, что я помню, — это как добралась до пляжа. Когда Уолли Кэмп попытался выбросить меня за борт своей лодки, она перевернулась, и мы оба свалились в море.

— Он хотел утопить тебя? — Йэн побледнел.

— Йэн, кто-то… я не знаю кто… заплатил ему, чтобы убить меня.

Йэн побледнел еще сильнее.

— Господи! Убить тебя, Мэри? Но почему? Кто? — Его губы вытянулись в тонкую линию, взгляд стал твердым как гранит.

— Я не знаю — кто. Уолли упал за борт, не успев сказать мне. Он был очень пьян и, вероятно, утонул. Так что мы никогда теперь не узнаем его тайну.

Йэн вскочил и заметался по крошечной хижине.

— Черт побери! Судьба лишила меня удовольствия самому убить ублюдка.

— Если он не утонул, мне не хотелось бы оставаться здесь…

Йэн резко остановился и бросился к ней.

— Прости меня, Мэри! Я говорю как сумасшедший, но я так счастлив, что с тобой все в порядке. Это я виноват! Если бы я поверил тебе тогда, когда кто-то пытался столкнуть тебя с лестницы, этого не случилось бы. Надеюсь только, что ты простишь меня. Все это кажется таким нереальным! Боже, если бы только мы знали, кто организовал этот заговор. Как мы сможем защитить тебя от следующих попыток, если не знаем, кто стоит за этим покушением?

Мэри пожала плечами.

— На этот вопрос я не могу ответить. Йэн словно не слышал ее.

— Если этот подлый трус смог заплатить Уолли Кэмпу, значит, у него была возможность подкупить одного из домашних слуг. Это объяснило бы попытку сбросить тебя с лестницы. Это также значит, что тебе опасно возвращаться домой!

Мэри покачала головой.

— Я так не думаю. Я не верю, что кто-то из слуг может причинить мне вред. Иначе тот, кто все это затеял, не обратился бы к мистеру Кэмпу.

— Тогда кто же?..

— Йэн, я видела в саду мужчину. Он ничего не делал, только что-то записывал на листе бумаги и смотрел на меня… но…

Йэн отвел взгляд.

— Мэри, тот мужчина не хотел причинить тебе вреда. Он работает на меня.

По выражению лица Йэна Мэри поняла, что он больше ничего не скажет. Ну что же! Она не собирается вмешиваться в его дела.

Если этот подозреваемый отпадает, то остается только один человек, который мог бы желать ей вреда…

— Тебе не понравится то, что я скажу. Но сказать это я должна. Есть только один человек, которого я могла бы представить на…

Йэн прервал ее:

— Кто, Мэри?

— Я думаю, это может быть… твоя кузина.

Побледнев, Йэн опустился на край кровати.

— Барбара?! Мэри, что заставило тебя подумать такое? Это кажется невозможным. Такое кроткое и запуганное существо! Она что-то сказала? Что-то сделала?

— Ничего определенного. Просто предчувствие.

— Я не могу обвинить ее, — сказал Йэн, с печалью глядя на застывшее личико жены. Бедная Мэри, подумал Йэн. Как же ей было страшно! Она мечтала о заботе, о защите. А он не оправдал ее надежд. — Прости, Мэри. Я должен был защитить тебя.

— Йэн, я теперь взрослая женщина. Я не жду от тебя исправления всех зол. Просто хочу… — Мэри не договорила, замотала головой.

Йэн ждал, но она молчала, и его охватила тоска. Если Мэри не нуждается в его заботе и защите, тогда он ей вообще не нужен. Необъяснимая боль пронзила его сердце.

Йэн отвернулся. Он обязательно найдет способ доказать Мэри, что она ему небезразлична, что, хоть он и делал ошибки в прошлом и, вероятно, наделает их в будущем, он достоин ее внимания.

Первое, что необходимо сделать, — это доставить Мэри домой.

Йэн пересек комнату и пощупал платье, висевшее у огня. Оно почти высохло.

— Если хочешь одеться, я выйду…

Снаружи донеслись голоса. Йэн подошел к двери и, открыв ее, увидел группу деревенских мужчин. Один из них, в котором Йэн узнал мужа Эммы Смит, большого Тома, поспешил к нему.

— Лорд Йэн, как вы? Вашу лошадь нашли утром.

— Со мной все нормально. — Заслоняя дверной проем, Йэн показал за спину. — Как и с моей женой.

— Хвала Господу! — раздались довольные голоса.

Его Мэри за такое короткое время завоевала любовь стольких людей! Только он один не понимал, какое сокровище ему досталось! Оставалось лишь надеяться, что он прозрел не слишком поздно.

Глава пятнадцатая

Йэн, сидевший в библиотеке за огромным письменным столом отца, поднял глаза на кузину. Перед ним лежал только что подписанный банковский чек.

Барбаре следует покинуть Синклер-Холл — так решил Йэн. Тем не менее, он в некотором долгу перед ней. Пусть невольно, но он разбил ее надежды на брак.

Как он обманывался! Надо было быть слепцом, чтобы не видеть: и Барбара, и отец надеялись, что в один прекрасный день она перестанет быть лишь компаньонкой графа и опытной домоправительницей. В Лондоне ходили слухи о тяжелом финансовом положении семьи Барбары, и теперь Йэн надеялся, что она примет его дар без обид.

Барбара сидела в кресле, скромно сложив руки на коленях.

— Вы хотели меня видеть, кузен Йэн?

Как всегда, прекрасный образец женской покорности. Казалось невозможным представить, что ей могло прийти в голову причинить кому-то вред. Но даже если Барбара ни в чем не виновата, она не может дольше оставаться в Синклер-Холле. Мэри — его жена, и только о ее чувствах он должен заботиться.

Йэн кивнул и перешел прямо к делу:

— Да. Барбара, я хотел сказать, что своим присутствием в Синклер-Холле вы оказали колоссальную помощь и поддержку моему отцу. Я чувствую, что мы больше не можем злоупотреблять вашей добротой и расположением вашей семьи, удерживая вас здесь.

Ее глаза округлились.

— Но дядя Малькольм нуждается во мне! Я не могу уехать. Моя семья это очень хорошо понимает. Они не хотели бы, чтобы я…

Йэн поднял руку, прерывая поток ее слов.

— Мэри возьмет в свои руки ведение дома. Мы благодарны вам за то, что вы оставались здесь, пока она привыкала, но уверяю вас: теперь вы свободны и можете возвращаться домой. — Йэн протянул ей чек. — Надеюсь, вы примете этот маленький знак благодарности за все, что сделали.

Когда Барбара увидела сумму чека, что-то мелькнуло в ее глазах.

— Вы очень щедры, но… — Она нахмурилась. — Ваш отец не захочет, чтобы я…

— Я уже обсудил это с милордом. Он тоже считает, что мы не имеем больше права навязываться вам.

Барбара потупилась.

— Йэн, не отсылайте меня. Я… — Она подняла голову, в ее глазах сверкало отчаяние. — Как вы можете отослать меня прочь? Вы должны знать, что я чувствую к вам.

Угрызения совести заставили Йэна заговорить ласково:

— Простите, я не знал…

Наклонившись к нему, Барбара взмолилась:

— Но как вы могли не знать? Я ждала вас, делала все, о чем меня просили, без жалоб и сожалений. Как могу я вернуться к своей семье, когда моя жизнь здесь? Я должна быть рядом с вами.

Йэн в замешательстве взъерошил волосы.

— Как это случилось? Я что-то сказал или сделал, чтобы дать вам основания?.. Если так, простите меня, ибо вы — моя кузина, и не более того.

Барбара покачала головой, ее глаза наполнились непролитыми слезами.

— Нет… ничего такого… но я думала… все думали… все понимали, что когда-нибудь мы поженимся. Я была готова ждать вас, Йэн.

— Барбара, мне очень жаль, но никто никогда не спрашивал меня. — Йэн встал. — В данных обстоятельствах единственный разумный выход — ваш отъезд. Я женат и удовлетворен этим.

— Как вы можете? Она не…

Чего бы ни добивалась Барбара, но критика жены вызвала в Йэне лишь раздражение.

— Вы ничего не знаете о моей жене! И она пострадала во всем этом деле. — Пройдя к двери, он сказал: — Я прослежу, чтобы к утру вам приготовили экипаж.

Йэн остановился у входа в зимний сад.

— Надеюсь, ты хорошо спала?

Мэри оторвала взгляд от своего письма к Виктории и кивнула.

— Да.

Как он красив в темно-зеленом сюртуке и обтягивающих бежевых бриджах для верховой езды!

Отец Йэна, весь день ни на шаг, не отходивший от невестки, отложил прибывшую из Лондона газету и встал.

— Прошу прощения, у меня кое-какие дела.

Мэри ласково кивнула.

— Увидимся за обедом, милорд!

— Да, конечно. — Проходя мимо Йэна, старый граф кивнул ему: — Здравствуй, сын.

— Здравствуй, отец.

Когда старик вышел, Мэри взглянула на мужа.

— Йэн, совершенно ни к чему ставить у моей двери охранника.

— Я не стану рисковать твоей безопасностью, пока мы не обнаружим виновника.

С того момента, как деревенские мужчины привезли их накануне в Синклер-Холл, Йэн был очень учтив с ней… слишком учтив. Йэн запустил руку в волосы, и Мэри поняла, что он чем-то взволнован. Не отрывая от него взгляда, она отложила письмо.

— В чем дело? Что случилось?

Йэн подошел ближе, но Мэри не смогла разобрать выражение его глаз.

— Тело Уолли Кэмпа вынесло на берег.

Мэри задохнулась. Итак, он мертв! Мелькнувшее сочувствие, которое она испытала бы к любому, даже самому презренному существу, погибшему в такой шторм, тут же сменилось облегчением. Он не вернется, чтобы убить ее!

— Я должен поехать и посмотреть сам, нет ли на трупе каких-нибудь улик. С тобой все в порядке?

— Конечно. Ты не должен проводить со мной каждую минуту. Я вполне способна позаботиться о себе. Ты не несешь за меня ответственность.

Йэн нахмурился.

— Я не чувствую ответственность… Я чувствую… — Мэри с интересом посмотрела на него, но Йэн заговорил о другом: — Хорошо, Мэри. Ты действительно ни в ком не нуждаешься. Я это понял. Тем не менее… будь осторожна до моего возвращения.

— Конечно!

Йэн скованно поклонился.

— Я вернусь как можно скорее.

Часы шли, а Йэн не возвращался.

Долго еще после ужина Мэри и Малькольм сидели в гостиной. Барбара провела с ними совсем немного времени, но была молчалива и казалась погруженной в свои мысли, судя по всему, не слишком счастливые.

Сразу после ужина она извинилась и ушла.

Взглянув на сидевшего у камина свекра, Мэри заметила, что плечи его опустились и старик клюет носом. Как же она эгоистична! Граф не уйдет спать и не оставит ее одну.

Мэри встала.

— Милорд, я собираюсь спать. Надеюсь, вы сделаете то же самое.

Как старик ни пытался, но не смог скрыть облегчения.

— Отличная мысль! Вы так намучились и нуждаетесь в отдыхе.

Мэри поднялась в свою спальню. Франсис помогла ей приготовиться ко сну и с явной неохотой подчинилась приказу уйти.

— Франсис, тебе совершенно не о чем тревожиться. В своей комнате я в полной безопасности!

На глаза горничной навернулись слезы.

— Миледи, я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Вы… я…

Мэри порывисто обняла девушку.

— Я отношусь к тебе точно так же. А теперь, пожалуйста, иди спать.

Франсис ушла, и Мэри осталась наедине со своими мучительными мыслями.

Когда раздался стук в дверь, Мэри сидела у окна, вглядываясь в темноту.

Решив, что пришел Йэн, Мэри поспешно ответила, но, к ее изумлению, в комнату ворвалась Барбара, одетая в длинный плащ и необычайно взволнованная. Мэри насторожилась и встала.

— Что случилось?

Барбара приблизилась к ней, ломая свои холеные руки.

— Это Йэн, он ранен.

Мэри задохнулась.

— Ранен? Но как?..

— Его конь поскользнулся и упал со скалы.

Мэри схватила Барбару за руки.

— Он не?..

Барбара покачала головой, печально глядя на Мэри.

— Нет, но он так плох! И, как ни больно мне это признавать, он зовет вас.

Мэри закрыла глаза, пытаясь справиться с болью в груди.

— Я должна пойти к нему. Где он?

— В конюшне. Я провожу вас.

— Почему его не принесли в дом, не сказали отцу?

Барбара нетерпеливо взглянула на нее.

— Его отец там. И именно он послал меня за вами. Йэн… его ушибы… ну, мы побоялись передвигать его до того, как вы… — Барбара всхлипнула.

Мэри окинула ее долгим взглядом. Да, она не доверяла Барбаре, но какие у нее на это причины? За последний день эта женщина не сделала ничего подозрительного. Презрительные взгляды, которые она прежде бросала на Мэри, сменились неуверенностью и застенчивостью.

Что, если Йэн действительно ранен и зовет ее? Невыносимая мысль!

Времени на размышления нет. Либо она идет с Барбарой, либо нет. И если есть хоть малейшая вероятность того, что Барбара говорит правду, надо идти.

— Хорошо, не будем терять времени. Мэри достала из гардероба плащ и накинула его на прозрачный пеньюар.

Барбара подхватила со столика в коридоре зажженный фонарь, видимо оставленный ею, и пошла впереди, показывая дорогу. Проходя по дому, они никого не встретили. Никого не было и позади дома. В кромешной тьме женщины поспешно пересекли двор. Мэри убеждала себя, что только страх за Йэна вызывает в ней такую сильную тревогу, однако дурные предчувствия усиливались с каждым шагом.

Мэри постоянно следила за Барбарой, но та даже не оглядывалась на нее, явно стремясь поскорее вернуться к Йэну.

Барбара открыла боковую дубовую дверь кирпичной конюшни и посторонилась, пропуская Мэри.

— Почему никого не слышно? Почему темно? — Мэри насторожилась.

— Они все с другой стороны.

Мэри вошла внутрь и резко повернулась назад.

— Где они, Барбара? Где Йэн?

В свете фонаря виднелись лишь две оседланные лошади. Сердце Мэри словно прыгнуло к горлу, когда она осознала, что Барбара все-таки обманула ее. Она уже готова была броситься бежать, но та вынула из кармана пистолет, а другой рукой с необычным проворством схватила Мэри за предплечье.

— Помогите! — вскрикнула Мэри. Барбара сухо улыбнулась.

— Никто вас не услышит! Я кое-что подсыпала конюхам, чтобы они спали покрепче… немного, так что утром ни у кого не возникнет подозрений…

Кузина говорила спокойно, без всяких эмоций, отчего ее голос казался еще более устрашающим.

— Мы с вами прокатимся верхом. — Барбара потянула Мэри к лошадям. Мэри тщетно попыталась освободиться от длинных пальцев и содрогнулась. Такой силы от Барбары она не ожидала.

— Боже милостивый, не делайте этого! Но Барбара продолжала тащить ее все с той же силой, породить которую могло лишь безумие.

— Я не позволю вам украсть у меня Йэна! — вдруг с дикой враждебностью выкрикнула Барбара, подтверждая подозрения Мэри о ее безумии.

— Я не крала у вас Йэна! — Мэри попыталась урезонить ее.

— Неужели? Он приказал мне покинуть Синклер-Холл из-за вас!

Это сообщение так изумило Мэри, что она замерла.

— Вы не знали?

— Нет!

Ответ, видимо, лишь подлил масла в огонь, так как Барбара грубо дернула свою пленницу.

— Это не имеет никакого значения! Как только вас не станет, Йэн поймет, как сильно нуждается во мне.

— Ничего подобного! Он догадается, что это сделали вы.

— Не догадается, так как я не давала ему никаких поводов для подозрений. На заре я уезжаю. К тому времени, как кто-то обнаружит ваше отсутствие, я буду уже далеко, и никто не свяжет меня с вашим исчезновением.

С этим Мэри не могла спорить. Йэн действительно не верил, что его кузина может причинить кому-либо зло. Даже сама Мэри начала подвергать сомнению свои впечатления об этой женщине.

Горло сжималось от отчаяния, выхода не было, но тут из каких-то неведомых глубин поднялся, разрастаясь, гнев. Слишком многие оскорбляли ее в последние месяцы! Единственный, кто может избавить ее от роли жертвы и игрушки в чужих руках, — она сама. И сейчас всему этому будет положен конец! Она не сделала этой женщине ничего плохого.

Мэри ощутила в себе силы, удивившие ее еще больше, чем сила Барбары. Упершись каблуками в пол, она подалась назад и так резко остановилась, что Барбара потеряла равновесие и выпустила ее руку… но быстро пришла в себя и взмахнула пистолетом.

— На лошадь!

— Как вы смеете так поступать со мной? Я не крала у вас Йэна!

— Если бы не ты, он женился бы на мне! — Барбара чуть не захлебнулась от ярости. — Ты явилась сюда, ничтожество, дочь деревенского священника! И все тут же заплясали под твою дудку. А я… я, покорная и терпеливая, ждала, пока он обратит на меня внимание, оценит мои достоинства! И все зря. Он пренебрегал мною все эти годы. Меня презирают за то, что я выполняла приказы, за то, что знала свое место и требовала того же от слуг и деревенской черни! Я повиновалась каждому капризу дяди Малькольма, подавляла свою волю, чтобы показать, какой покорной женой готова стать. И я была счастлива делать все это, лишь бы Йэн заметил меня, лишь бы женился и полюбил меня.

— Вам не следовало идти против своих принципов. Никто не мог требовать этого от вас.

— Я с радостью подчинялась, ибо делала это ради того, чтобы Йэн женился на мне!

— Барбара, вы имели право выбора. Все было в ваших руках.

Барбара еще яростнее замахала пистолетом и закричала:

— Легко тебе говорить, мисс Высокомерие! Ты стала женой графа. А мне придется возвращаться домой ни с чем. И это после того, как мой отец отдал все, что мог себе позволить, на мой гардероб, чтобы я произвела хорошее впечатление! Деньги, которыми Йэн попытался откупиться от меня, — ничто в сравнении с богатством, что было бы у меня как у жены будущего графа Драйдена. Они, мои родители и сестры, надеялись, что я обеспечу их.

— Так это вы наняли Уолли Кэмпа, чтобы он утопил меня в море?

— Кретин! Когда не удалось скинуть тебя с лестницы, пришлось искать союзника. Только жалкий пьяница оказался ни на что не способен! — Барбара злобно сощурилась. — Следовательно, мне самой придется завершить дело. Сегодня ночью ты встретишь свою смерть на скалах. Это единственный выход.

Мэри отступила на шаг.

— Моя смерть не принесет вам никакой выгоды. Йэн попросил вас уехать домой.

Мэри не видела холодную улыбку Барбары, но почувствовала ее в голосе:

— Когда станет известно о твоей смерти, я немедленно вернусь в Синклер-Холл предложить посильную помощь Йэну и его отцу. Смерть обожаемой жены и невестки раздавит их. Йэн будет нуждаться во мне, пока не придет в себя.

Мэри не стала спорить с сумасшедшей, не стала объяснять, что вряд ли Йэн будет раздавлен смертью «обожаемой жены». Барбара не могла бы ошибиться сильнее, но нельзя ли как-то использовать ее ошибку в своих целях?

— Йэн заподозрит вас.

Барбара заколебалась, но лишь на мгновение.

— Ошибаешься!

— Я говорила ему, что вы, возможно, связаны с этим. У нас не было доказательств, поэтому он и отослал вас домой, а не выдвинул обвинения. Даже если он не заподозрит вас вначале, вам не избежать следствия. Я не сяду на эту лошадь, и можете стрелять. Кто-нибудь услышит выстрел!

Барбара в ярости вскинула руки.

— Может, ты говоришь правду, а может, и лжешь! Но даже если это правда, мне все равно. Слышишь? Мне уже на все наплевать! Даже если Йэн не захочет меня, тебя он не получит! Если ты не лжешь, моя жизнь разрушена. Так пусть будет разрушена и твоя! — Она махнула пистолетом в сторону лошадей. — Теперь быстро на лошадь, или я пристрелю тебя на месте, и будь что будет!

Образумить Барбару уже было явно невозможно. У Мэри оставалась одна надежда — перехватить пистолет. В голову пришла одна мысль. Мэри не знала, удастся ли воплотить ее в жизнь, но постараться стоило. Нельзя поддаваться отчаянию. Только бы удалось усыпить бдительность Барбары, притворившись покорной.

Она обреченно ссутулилась и как бы неохотно двинулась к лошадям, намеренно стараясь пройти как можно ближе от Барбары, не забывая, однако, о пистолете в ее руках и мысленно молясь о счастливом случае.

И случай представился: одна из лошадей фыркнула, чем на мгновение привлекла внимание Барбары. Но для Мэри этого мгновения было достаточно. Она подскочила к Барбаре и вцепилась в пистолет. Та отреагировала немедленно, ее пальцы сжались сильнее, но Мэри с решимостью, рожденной отчаянием, не отпускала.

Женщины яростно боролись за оружие, когда Барбара вдруг споткнулась о кучу сена, пошатнулась и выпустила из рук не только пистолет, но и фонарь.

Пистолет остался в руках Мэри, фонарь упал на пол, разбрызгивая горящее масло… Огонь немедленно перекинулся на сухое сено. Мэри бросилась затаптывать его, но было слишком поздно, и она попятилась от пламени, лизнувшего ее тонкий пеньюар.

Лошади в страхе заржали, и Мэри кинулась отвязывать их. Развязав наконец узлы, Мэри побежала открывать двери конюшни и увидела бегущую впереди Барбару.

— Лошади Йэна! Его лошади! Мы должны спасти их, они для него — все! — кричала Барбара со слезами на глазах. — Он никогда не простит меня, если они погибнут.

Желание убить Мэри, кажется, было благополучно забыто, и Барбарой завладела новая навязчивая идея — уберечь Йэна от страшного удара.

В этом Мэри могла с ней согласиться. Йэн никогда не оправится от потери любимых лошадей. Но тут, почуяв огонь, запаниковали остальные животные, и Мэри поняла, что вдвоем они не справятся.

Моля Бога, чтобы Барбара действительно не слишком сильно опоила своим зельем конюхов, Мэри побежала к их комнатам в дальнем конце конюшни. Здесь лошади еще не почуяли пламя, но уже были беспокойны.

Мэри в отчаянии заколотила в двери, призывая на помощь. В конце концов, из одного помещения появился явно одурманенный, шатающийся Лестер.

— В конюшне пожар! Мы должны разбудить остальных и вывести лошадей. Быстро.

Ужас появился в затуманенных глазах Лестера, и он как будто очнулся. Вскоре и остальные четыре конюха — правда, далеко не такие бодрые, как хотелось бы Мэри, — выползли из своих комнат и стали надевать на лошадей шоры и выводить их из конюшни.

Огонь уже распространился по всему зданию, и Мэри побежала проверить, не остались ли животные в дальнем конце. Все двери конюшни теперь были распахнуты, сквозняк лишь раздувал пожар.

Дышать становилось все труднее, каждый вдох обжигал горло и легкие. Необходимо покинуть горящее здание, но тут она услышал хриплое ржание. Сквозь дым и огонь она разглядела фигуру в длинном плаще, возившуюся у дверцы денника, где белый жеребец Йэна в страхе вставал на дыбы и колотил по воздуху копытами.

Мэри бросилась туда, оттолкнула Барбару и легко отодвинула щеколду. Странно, что Барбара столько возилась, подумала она и быстро пригнулась к полу, чтобы не попасть под копыта выпрыгнувшего из денника жеребца. Бог даст, он как-нибудь выберется из конюшни.

Подняв голову, Мэри увидела, что Барбара лежит на спине. Мэри позвала ее, но Барбара не шевельнулась. Вероятно, она надышалась дыма, уже такого густого, что невозможно было разглядеть что-либо на расстоянии нескольких дюймов.

Мэри пробралась к лежащей женщине, но не смогла привести ее в чувство, подхватила ее под мышки и поволокла к двери.

Барбара открыла потускневшие глаза.

— Боже, Мэри, ты хочешь спасти меня? — Одинокая слеза скатилась на грязную щеку. — Прости… — И Барбара снова потеряла сознание.

Мэри вдохнула обжигающий дым и закашлялась, но не бросила свою ношу. Может быть, в этой женщине еще осталось что-то хорошее?

Глава шестнадцатая

Йэн отсутствовал гораздо дольше, чем планировал. Обследование тела Уолли Кэмпа не выявило ничего, что могло бы помочь в поисках того, кто нанял подонка.

Тревога за Мэри не покидала Йэна, и он немедленно вернулся бы в Синклер-Холл, если бы не пришло известие, что лодку Кэмпа обнаружили дрейфующей в море на некотором расстоянии от берега. Надеясь отыскать какие-нибудь улики, Йэн прыгнул в одно из рыбачьих суденышек и отправился в море. К несчастью, и эта попытка оказалась безрезультатной.

Уже направляясь к дому, Йэн заметил странный свет вдали: ярко-розовая заря полыхала в ночном небе. Пожар! И, похоже, что в Синклер-Холле.

Йэн пришпорил Бальтазара, не думая об опасностях погруженной во мрак дороги. Сознание затуманилось от охватившей его паники, и он начал соображать, лишь, когда обогнул дом и увидел, что горят конюшни, а не дом.

Слава Богу, с Мэри ничего не случилось! Она находится в безопасности, в своей спальне, вдали от этого ада кромешного.

Только в этот момент Йэн вспомнил о лошадях, выращенных им с таким трудом, и окинул взглядом конюшенный двор. Вокруг в панике метались спасенные животные. За ними гонялись полуодетые слуги. Конюхи сбились в кучку у дверей и, перекрикивая шум огня, убеждали друг друга вернуться в горящие конюшни.

Оглянувшись, Йэн понял, что возвращение грозит смертью. Соломенная крыша могла рухнуть в любой момент. Он соскочил с коня и бросился к спорщикам.

— Никто не войдет туда! Я не позволю!

— Мы должны вернуться, милорд! — выкрикнул один. — Ваша жена и мисс Барбара….

Йэн схватил беднягу за рубаху.

— О чем ты говоришь?!

Парень испуганно уставился на Йэна.

— Они внутри, милорд! Ни одна из них оттуда не вышла.

— Откуда ты знаешь, что миледи внутри?

— Так это она нас разбудила, — сказал Лестер, утирая слезящиеся глаза.

— Нет!

Его страх словно подстегнул пламя, и оно взметнулось еще выше.

Боже, взмолился Йэн, когда словно налитые свинцом ноги уже несли его к жене, не забирай ее! Пожалуйста, не забирай ее! Я люблю ее, Боже, пожалуйста, оставь ее мне!

Повторяя про себя эту молитву, он ворвался в бушующее пламя.

— Мэри, Мэри!

— Йэн! — Она откликнулась так быстро, что он решил: галлюцинация, но тут же снова услышал ее голос: — Йэн, я здесь!

Секунды прошли или вечность? Йэн не смог бы сказать. Он потерял всякое представление о времени и реальности. Он думал только о том, чтобы найти ее, убедиться, что она жива.

Наконец он увидел ее. Казалось, она волочила что-то тяжелое. Почувствовав на спине его руку, Мэри выпрямилась, но тут же снова нагнулась и крикнула:

— Помоги мне, мы должны вытащить ее! Она тащила Барбару. Он быстро нагнулся и подхватил бесчувственную женщину на руки.

— Натяни плащ на голову и прижмись к моему плечу, — велел он жене и, когда она выполнила его приказ, бросился бегом сквозь стену пламени.

Оказавшись в прохладной безопасности ночи, Йэн передал Барбару заботам слуг. Та открыла затуманенные глаза.

— Ты спасла мне жизнь, Мэри… Сможешь ли ты простить меня? Скажи, что ты простишь меня, пожалуйста.

— Я прощаю тебя, хотя никогда не забуду того, что ты собиралась сделать со мной. Ты должна уехать отсюда и попытаться жить по совести.

Слезы выкатились из покрасневших глаз.

— Обещаю…

— Унесите ее в дом! — приказал Йэн и обхватил за плечи жену. — Что здесь произошло?

— Она прибежала и сообщила, что ты разбился, что ты в конюшне, что зовешь меня! Потом она пыталась… фонарь упал, когда мы боролись… конюшня загорелась.

Не поднимая глаз на мужа, Мэри говорила монотонно, без всяких эмоций, словно о чем-то, совершенно ее не касающемся.

— Боже милостивый! — прошептал Йэн.

— Боже милостивый, Мэри, — словно откликнулось эхо, и только сейчас Йэн увидел, что рядом стоит отец.

Почему так произошло? Надо было раньше поверить ей, довериться ее интуиции! Но у него не было доказательств. Даже когда он просил кузину уехать, то сам себе казался жестоким.

И, несмотря на то, что пыталась сделать Барбара, Мэри, его Мэри, рисковала собственной жизнью, чтобы спасти ее!

Господи, каким же идиотом он был!

Мэри покачнулась. Боль и сожаление поглотили Йэна. После всех испытаний, что выпали на ее долю, он еще требует каких-то объяснений!

Йэн подхватил Мэри на руки и повернулся к отцу.

— Слуги проследят, чтобы огонь не перекинулся на дом. — Его взгляд метнулся к тому, что осталось от конюшни. — Я должен унести ее отсюда!

Отец кивнул:

— Конечно, сын! Я прослежу, чтобы лошадей собрали. Люди считают, что ни одна из них не погибла в огне.

— За это мы должны благодарить Мэри. Йэн взглянул на жену. Он был бессилен перед нежностью к ней, перед своей любовью.

Он любит ее, как же сильно он ее любит! Никогда прежде он не думал, что способен на такую глубину чувств. Но поздно! Слишком поздно. Йэну показалось, что сердце перестало биться в его груди. Она никогда не простит его. Он сам никогда не простил бы себя.

Прошло два дня. Граф сидел у себя в кабинете за заваленным бумагами столом, но, казалось, скучал и поэтому, когда появился Йэн, не смог скрыть довольной улыбки.

Йэн опустился в одно из кожаных кресел.

— Отец, я должен покинуть Синклер-Холл.

Граф в ужасе взглянул на него.

— О чем ты говоришь? Как ты можешь уехать, когда все, наконец, стало налаживаться? Барбара вернулась в свою семью и вряд ли теперь представляет угрозу для Мэри. Она так потрясена всем… Думаю, это послужит ей хорошим уроком!

Йэн нахмурился.

— Барбара мне безразлична. Честно говоря, я не обратился к властям только потому, что Мэри не позволила. Не хотел расстраивать бедняжку еще больше, идя наперекор ее желаниям. Достаточно тех ошибок, что я уже совершил! Отец! Именно поэтому я должен уехать! Мэри слишком много страдала из-за меня… Я хочу, чтобы она была счастлива! И единственный способ сделать ее счастливой — освободить от меня.

— Но ты же мой сын, мой наследник!

Как ты можешь отказаться от своего права и долга!

Йэн пожал плечами.

— Мэри завоевала свое право на жизнь здесь. Мое же присутствие не принесет ей ничего, кроме новой боли. В данных обстоятельствах мы не можем оставаться в одном и том же доме. Синклер-Холл — ее дом не меньше, чем мой, и если одному из нас суждено его покинуть, то это должен быть я.

— Ты обсудил это со своей женой?

— В этом нет необходимости.

Малькольм встал и, обойдя стол, положил ладонь на плечо Йэна.

— Сын, я понимаю, что, вряд ли имею право советовать тебе, но я не могу молчать. Прошу тебя, не повторяй моих ошибок! Я позволил своим страхам разлучить нас, и эту ошибку мне теперь никогда не исправить. Боль тех лет невозможно забыть! Если ты считаешь, что должен уехать, пойди к ней и скажи, что любишь ее. Если она отвергнет тебя… По крайней мере, ты будешь знать, что принял единственно правильное решение.

И граф вышел из кабинета, оставив Йэна наедине с мучительными мыслями.

Йэн открыл дверь, услышав разрешение войти. Мэри сидела в кресле у окна, все такая же прекрасная, в золотом ореоле рассыпавшихся по плечам волос. Она подняла глаза от письма, ее розовые губы округлились в беззвучном возгласе. Румянец поднялся от глубокого декольте к нежной шее и дальше, к высоким скулам.

— Йэн!

Она рада? Да нет! Это просто удивление, легко объяснимое: ведь он не пытался увидеться с ней все три дня, прошедшие после пожара.

— Доброе утро, Мэри. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?

Она подняла левую руку с легкой повязкой.

— Ничего страшного. Я лишь чуть-чуть обожгла ладонь. Барбара пострадала намного серьезнее.

Йэн кивнул.

— Так мне и сказали. Думаю, с ней все в порядке. Правда, после ее отъезда не было никаких известий.

Мэри отвернулась, и Йэн печально уставился на прелестный профиль.

— Она сказала, что это ты просил ее уехать, Йэн! — Мэри снова повернулась, и их взгляды встретились. — Почему ты ничего не сказал мне?

— Видишь ли… В общем, я должен был сделать это в самом начале.

Они помолчали.

— Ты не приходил ко мне со времени пожара…

— Я не думал, что ты захочешь меня видеть. — Он должен сделать то, за чем пришел. — Мэри, я кое-что хочу показать тебе.

Она пристально взглянула на него, в глазах появилась тревога.

— Что?

— Это надо увидеть.

— Тогда покажи мне.

Йэн достал из кармана белоснежный платок.

— Я только об одном хочу попросить: позволь завязать тебе глаза. То, что я хочу показать тебе… Пожалуйста, разреши завязать тебе глаза.

Минуту, поколебавшись, она подошла и подставила лицо.

— Пожалуйста.

Завязав жене глаза, Йэн взял ее за руку и повел из комнаты. Когда они спустились с лестницы, Мэри потеряла всякое представление о том, куда они направляются, только мягкий травяной ковер шелестел под ее атласными домашними туфельками.

Йэн на мгновение отпустил ее руку — послышался тихий скрип — и снова осторожно повел ее дальше. Через пару секунд он остановился и встал за ее спиной, положив руки ей на плечи.

— Я хочу, чтобы этот момент был идеальным. Я представлял его себе с того мгновения, как задумал этот подарок. Теперь я сниму повязку.

Мэри кивнула, затем почувствовала, как пальцы Йэна развязывают узел на ее затылке. Сняв платок, Йэн отступил.

— Открой глаза!

Мэри открыла глаза и увидела…

Она стояла в саду… нет, в раю! Ничего подобного она даже не смогла бы себе представить! Множество прелестных цветов на аккуратных клумбах… мощенные каменными плитками дорожки… кустарники и деревья. Плющ и дикий виноград свисали с высокой каменной стены, создавая впечатление старого ухоженного сада. Даже качели висели на толстой кривой ветке старой яблони.

Но Мэри знала, что это не старый сад. Это то, что скрывалось за таинственной стеной! Преисполненная благоговения перед окружающей ее красотой, Мэри медленно повернулась к мужу:

— Йэн, я не понимаю… Почему ты привел меня сюда?

— Это твое, Мэри! Я сделал все это для тебя. Хотел, чтобы у тебя было что-то свое, что-то очень важное для тебя. И запомни раз и навсегда: я никогда не стыдился тебя или того, что ты делала!

Йэн протянул ей большой золотой ключ, и со слезами на глазах Мэри взяла его. Она шла по саду, и смысл слов Йэна только начинал доходить до нее. Такой дар может значить для нее… для них лишь одно!..

— Мое…

Йэн шел за ней.

— Только твое! Никто не сможет зайти сюда без твоего согласия.

Мэри шла по дорожке, касаясь лилии тут… розы там…

— Мое…

— Садовник посадил здесь черенки роз твоей матери и розы из сада моего отца.

Они оказались в центре сада на маленькой полянке. В середине стояла статуя.

Йэн взял Мэри за руку, и она заглянула в его темные глаза… Как он нервничает!

— Йэн?..

— Идем!

Он подвел ее к статуе. Кого она ей напоминает? Боже, статуя похожа на… на нее! Изумительное сходство!

— Но как… — И тут ее осенило. — Мужчина, который наблюдал за мной?

Йэн кивнул и указал на протянутые руки статуи. Мэри увидела в них какой-то предмет, высеченный из розового мрамора, и подошла ближе.

Сердце! Розовое сердце!

Мэри повернулась к мужу. Сладкая надежда пронзила ее.

— Йэн, значит ли это?..

Он расправил плечи, посмотрел прямо в ее глаза.

— Мэри, это мое сердце, смиренное грешное сердце. Если ты от него откажешься, оно не нужно и мне, ибо разобьется навсегда.

Радость, мощная, как морской прилив, нахлынула на нее.

— Откажусь, Йэн?.. Ничего другого на всем белом свете я не хочу так сильно! Ведь я люблю тебя!

Сильные руки обняли ее, и она подняла лицо для поцелуя. Йэн зашептал в ее волосы:

— О Боже, Мэри, не могу в это поверить!.. Я был уже готов уехать, покинуть этот дом, лишь бы не заставлять тебя страдать. — Йэн чуть отстранился, жадно глядя в ее золотые глаза, на ее золотые локоны. — Как ты прекрасна, моя Мэри! Как чудесна! Я до сих пор не могу поверить, что ты любишь меня…

Мэри прижалась губами к его губам, без слов давая ему понять, что он не зря рисковал, потом чуть отстранилась.

— Письмо, которое я читала, когда ты пришел ко мне, — от Джедидайи. Виктория родила сына. Они назовут его Джедидайа Уильям Торн-Макбрайд. — Ее глаза замерцали. — И я подумала… я надеюсь… — Нежный румянец окрасил ее щеки. — Я была бы счастлива подарить тебе сына, моя любовь. Я хочу, чтобы ты был счастлив!

Странное чувство завершенности охватило его.

— Я счастлив, Мэри Синклер! Ты делаешь меня счастливым!

Йэн снова притянул ее к себе и поцеловал. Его грешное сердце, наконец, нашло свое счастье.

Sin (англ.) — смертный грех.